Инсбрукская волчица

Я рванулась к двери и вдруг услышала:

– Нет, стой! Ты мне нужна.

Я попятилась.

Эстер снова вскочила с кровати, подбежала ко мне босиком и схватила за руку.

– Подожди, не уходи. Я вспомнила. Где портрет любовника Инги?

Я развязала бечёвку, которой были связаны мои учебники, и достала из середины фотографию в рамке.

Эстер швырнула портрет поверх одеяла.

– Шпик какой-то, – сказала она, – как ты думаешь, он не сотрудник спецслужб?

– Не знаю, – ответила я, боясь подходить к ней поближе.

Эстер потеряла ко мне интерес, и, махнув рукой, сказала, не глядя:

– Ну, ты можешь идти. Этот красавчик со мной будет в безопасности.

Она снова залезла под одеяло и подтянула фотографию к себе.

Наутро я пришла в гимназию немного позже обычного, так как ночью очень долго не могла заснуть и утром проспала.

Учителя в классе ещё не было, но все одноклассницы были на своих местах, и я тут же увидела, что по рядам передают украденную мною вчера у Ингрид фотографию.

– Посмотрите, посмотрите, какие усищи!

– Да, можно чистить сапоги вместо щётки!

– Как она целуется с ним? Наверное, он её колет своими усищами!

– Какой нос у него, видно он любит совать нос, куда попало!

Я села за свою парту и спросила у Эстер:

– Зачем ты им отдала?

– А что, – в ответ спросила она, – почему бы и нет.

– Мы так не договаривались!

Мне было жалко Ингу, и я уже жалела, что повелась на провокацию Эстер.

В класс вошёл математик Жердь.

Ученицы дружно хлопнули крышками парт, вставая. Фотография незнакомого мужчины осталась у кого-то на задней парте. На всех переменах потом одноклассницы передавали её друг другу, и каждая добавляла какой-нибудь комментарий. Не знаю, кто и когда пририсовал мужчине на фотографии извилистые рога.

Немецкий был последним уроком.

Инга вошла в класс с выражением маленькой удивлённой девочки.

После приветствия она посадила класс, достала большую чёрную книгу и стала читать нам об уродливой сущности войны, о свободе выбора, о патриотизме…

Мы смотрели во все глаза. Это не был диктант, никогда ещё наша фройляйн не читала нам таких серьёзных вещей.

При этом мне постоянно казалось, что она смотрит в мою сторону.

После окончания чтения она сказала:

– Дети, я прочла вам отрывок из произведения Феликса Зальтена. Это очень талантливый и очень смелый человек. Он писатель, поэт и драматург.

Когда урок закончился, и все стали собираться домой, Инга сказала мне:

– Анна, останься.

Я, потупившись, подошла к учительскому столу.

– А теперь ответь мне, зачем ты вытащила из моего портфеля фотографию господина Зальтена.

– Кого? – невольно переспросила я.

– Господина Феликса Зальтена, писателя, поэта и драматурга, отрывок из произведения которого я читала вам на этом уроке.

– Я не делала этого, – сказала я, глядя в пол, хотя прекрасно понимала, что Инга уже давно сложила два и два, и поняла, что наедине с её портфелем оставалась только я.

В это время у Эльзы Шнайдер, спешившей побыстрее покинуть класс, бечёвка, связывающая учебники, развязалась, и вместе с книгами, прямо под ноги фройляйн Лауэр на пол выпала злополучная фотография с украшавшими её рогами.

– Какая ты всё-таки испорченная. Я считала тебя честной девочкой, – грустно сказала Инга, глядя на меня, и вышла из класса.

Я потеряла симпатию единственного человека в гимназии, который меня поддерживал.«Мерзость», – последнее, что я услышала от Инги.

Эстер, тем временем, наблюдала за нашей учительницей в коридоре на некотором расстоянии с чуть заметным злорадством.

– Видала, как её перекосило? Ох и устроит она мелким весёлую жизнь, а!

– Заткнись! – буркнула я, испытывая чувство вины перед Ингой.

Перед глазами опять возникла Мила Гранчар. Даже мне было противно от того, как перемывали кости её отцу, а Ингу наверняка наша с Эстер выходка чуть до слёз не довела. Я уже представляла, как Бекермайер торжественно заключит: «Вот, Инга, к чему привело твоё к ним отношение».

– Ну чего ты обиделась? Инга, конечно, мелочна, но выносить все эти интимные подробности на всеобщее обозрение… Да ну, постесняется. Но теперь-то видишь, что вся её к нам «любовь» до первой проказы? Это будет Цербер похуже Жерди.

Злые розыгрыши Эстер любила не меньше Хильды Майер, однако вредить предпочитала исподтишка и чужими руками. Остаток дня прошёл, как в тумане. И снова Эстер пригласила меня к себе.

– Ой, слушай, – спросила она, пройдя в комнату. – А кто это был-то? Она сказала тебе?

– Феликс Зальтен, писатель.

– У-у-у… – покачала головой Келлер. – Инга не мелочится. А хотя вкус у неё так себе. Она бы ещё в контуженного влюбилась, вот была бы умора.

– Это тот человек, чьё произведение она нам сегодня читала на уроке, – тяжело вздохнула я, -поэтому его фотография была у неё в портфеле. Она просто хотела нам её показать. Я думаю, что он никакой не её любовник.

– Да ладно, – грубо воскликнула Эстер, – любовник, ясно же! Зачем бы она его с собой таскала. Вот, награда тебе!

Хихикнув, Эстер достала из ящика уже знакомую мне золотую шкатулочку.

В этот раз я вдохнула кокаин более удачно, но, кажется, переусердствовала.

– Э-э-э! Ты только не отдай тут Богу душу! – закричала Эстер.