Инсбрукская волчица

В четвёртом классе мне разрешили, наконец, пересесть от Милы Гранчар к Эстер Келлер. Не знаю, насколько это событие повлияло на отношение одноклассниц. Если Гранчар была просто забитой туповатой девочкой, выросшей без матери и не умеющей следить за собой, то Эстер была несравнимо больше испорчена. Уроки прогуливала она не так просто, как это делала я, а обязательно заручившись поддержкой матери – артистки провинциального театра, жалуясь на постоянные недомогания. Так как здоровье у неё действительно было слабое, мать ей верила, вызывала доктора, полуслепого седого старичка, который лечил по старинке, горячими припарками, травяными настоями и соляными прогреваниями. После нескольких дней в постели Эстер разрешалось не ходить в гимназию, а проводить время на воздухе, чтобы «окрепнуть». В эти дни мы ходили с ней по лесам вместе.

– А помнишь, наша Инга носилась со всеми? С этой чокнутой особенно…

– Угу, и что?

– А сейчас ей не до нас – у неё своя жизнь теперь. Мотается перед зеркалом в перерывах, да улыбается сама себе. Тоже мне, заботливая нашлась…

Эстер точно запихивала голос внутрь себя, всё время говорила односложно и смотрела на меня с выражением «Чего, мол, пристала?» Впрочем, она всегда и со всеми общалась в такой манере.

Слухи о скорой перемене в жизни Ингрид ходили уже давно. Однажды я сама видела, как в гимназическом коридоре она достала из кармана какую-то записочку, очень долго её читала (хотя что там было читать – записка была совсем маленькая), при этом блаженно улыбаясь и краснея. Девочки заключали пари на предмет обожания нашей любимой фройляйн. Но кто этот человек, мы до сих пор не знали. В старом кожаном портфеле Инга носила, как мы думали, его портрет.

– Слушай, я вот что придумала, – вдруг сказала Эстер, – давай мы отберём портфель и посмотрим, кого это она там так старательно прячет?

– Как это – отберём? – спросила я.

– Есть способы, – ответила Эстер загадочно, – только ты ведь поможешь мне, да?

– Не знаю, – ответила я, – я не уверена.

Эстер презрительно фыркнула: «Да не бойся, не заметит никто».

– Хорошо, помогу, если не заметят.

На душе у меня было неспокойно. Инга была единственным человеком в гимназии, который относился ко мне по-человечески. Но мне и самой было очень интересно – кто же завладел сердцем нашей фройляйн. Она больше не показывала нам, как делать человечков из каштанов, и не рассказывала сказки братьев Гримм, а только рассеянно проверяла уроки, с улыбкой глядя в окно поверх наших голов.

На следующий день мы с Эстер встретились на каштановой аллее рядом с гимназией.

– Тебе ничего не придётся делать, – уверяла она меня, – Всё самое сложное я возьму на себя. Представление будет правдоподобным, не сомневайся. Инга всегда приходит в учительскую раньше всех. Ты войдёшь следом за ней с вопросами о последнем домашнем задании. А я устрою небольшой шум в коридоре. Она, конечно, выскочит. А ты спокойно возьмёшь портфель и вытащишь то, что нас интересует. Наверняка оно там есть.

Не бойся, пока я буду у двери, в учительскую точно никто не зайдёт.

План мне не слишком нравился; несмотря на уверения Эстер, что мне «ничего не придётся делать», получалось, что основная роль доставалась именно мне, и если наша проказа будет обнаружена, воровкой буду объявлена я, а Эстер останется, как всегда, ни при чём. Но, боясь обвинения в трусости, я промолчала. Эстер была какой-никакой, а всё же подругой. Мне вовсе не хотелось возвращаться к Миле Гранчар.

В утреннем коридоре гимназии было пусто. На полу от окон лежали жёлто-розовые квадраты. Я слышала, как поворачивается ключ в замке учительской, и, заглянув за угол, увидела открывающую дверь фройляйнЛауэр.

– Ну, давай, вперёд, – сказала Эстер. – Скоро услышишь мой сигнал.

Робко постучав, я заглянула в учительскую. Инга снимала шляпку перед зеркалом.

– Что тебе? – спросила она, поправляя растрепавшиеся при ходьбе волосы.

Я начала что-то лепетать про свою домашнюю работу, каждой клеточкой своего тела ожидая некого, неизвестного мне, сигнала Келлер.

Я ожидала звука падения, кашля, чихания, но не этого. Внезапно утреннюю тишину разрезал дикий визг. У Инги из рук выпала моя тетрадь, и фройляйн опрометью бросилась в коридор.

Я стояла, как вкопанная. Все мои мышцы как будто оцепенели. Невероятным усилием воли я заставила себя потянуться к портфелю, медленно-медленно открыла замочек, который, к счастью, не был заперт, и заглянула внутрь. За дверью послышались стоны.

Среди ученических тетрадей, рядом с завернутым в вощёную бумагу пакетом с завтраком, лежала фотография в простой деревянной рамке. Я вытащила её и увидела представительного мужчину с проницательным взглядом. Быстро сунув фотографию под передник, я защёлкнула замочек портфеля и выбежала в коридор.