Инспектор и «Соловей»

Отправился мглистым осенним вечером, похожим на нынешний. Мерзкая была погода. Поднялся на третий этаж. Звоню. Открывает мне незнакомый мужчина. Я хотел было назад. Мол, не в ту квартиру попал. А за моей спиной уже другой появился. Руки в карманах держит и довольно неприветливо предлагает:

— Проходи в комнаты, нечего на лестнице торчать.

Едва я переступил порог, первый спрашивает:

— Бриллиантики принес?

Я сразу понял — не на того попали. А хозяева сидят будто по рукам и ногам связаны и только глазами туда-сюда водят. Решил притвориться непомнящим родства. Спрашиваю, о, каких бриллиантах речь идет? Я их сроду в руках не держал. По мне, осколок стекла и камешек — одно и то же. Впрочем, оно так и было.

— Зачем же ты в ювелирном прошлой ночью стеклышки оставил, а камушки унес?

— Вы меня с кем-то путаете, — настаиваю на своем.

— Сейчас проверим, — отвечают. И начинают меня обыскивать. Нашли под подкладкой зелененькие бумажки. Зашелестели. А гости совсем разозлились:

— Успел продать. Теперь придется за границей их искать.

— Не имел я никаких бриллиантов, — пытаюсь оправдаться.

— Откуда доллары?

— Пиджак на толкучке куплен.

— Моя хата с краю, — усмехнулся один из них. — Этот номер не пройдет. Поедем в отделение — там разберемся.

Так началось дело о похищенных долларах. Случайно попался. На пустяке. Разумеется, на следствии и суде я всю вину взял на себя. Ирина к этому делу никакого отношения не имела, она не знала, чем я промышляю… денег она в глаза не видела. Может быть, мне поверили, а может, не хотели раздувать большую историю, но ее даже в качестве свидетельницы не вызвали в суд. Срок мне дали небольшой. Два года. И отправили в тюрьму неподалеку от Новгорода.

Впрочем, какая это была тюрьма? Дом общественно-полезных работ — назывался. По нынешним временам это дом отдыха. Немного работы и очень много бесед. Их проводили и начальники и десятка два воспитатели. Все хотели из нас сознательных граждан сделать.

Меня, как слесаря, определили на работу в мастерскую. Разрешили и в город выезжать на поиски материалов. Частенько ко мне наведывалась Ирина. Не оставила меня в беде. Все каялась, что не послушала меня и медлила с отъездом. Привязалась ко мне пуще прежнего, да и я в ней души не чаял. Считали мы дни, сколько мне еще осталось в заключении быть. В общем, казалось, что все пойдет на лад и к старому возврата не будет.

Однако нашим мечтам не суждено было сбыться. Все обернулось как дурной сон.

Мне оставалось отбывать наказание около трех месяцев, и тут обитатели исправительного дома узнали, что началась война. Через несколько дней город бомбили и мы увидели, что и без того немногочисленная охрана оставила нас в полном безвластии. Город опустел. Прикатившие к нашему дому немецкие мотоциклисты заняли все входы и выходы, но сами в тюрьму не заходили. Видимо, боялись или ждали особых распоряжений. Так продолжалось несколько дней, пока не прибыл какой-то немецкий офицер. Под его руководством началась поголовная проверка всех заключенных. Мы не боялись. С прежней властью состояли в контрах, от нее пострадали. Немцы каждого расспрашивали, за что отбывает наказание, на какой срок осужден. И мы без зазрения совести врали, что кому в голову взбредет. Кое-кому немецкий офицер предлагал поступить на службу к новой власти, но большинство отвечало на такие предложения уклончиво, ссылаясь на то, что нужно это дело обдумать, приглядеться. Короче — почти всех заключенных выпустили на волю. Дошла и до меня очередь предстать перед немецким начальником. Он спросил:

— За чего тебя присудил?

— Хотел границу перейти, в свободный мир попасть, — соврал я, не моргнув глазом. К такому ответу я подготовился заранее.

Немец расплылся в улыбке. Понравился мой ответ.

— А теперь свобода и новый порядок пришел к тебе. Будешь сотрудник?

— Герр офицер, рад бы стать сотрудником, — говорю, — да вот беда — жена у меня в Ленинграде. Надо бы с ней посоветоваться.

Немец недовольно повел головой и проговорил:

— Нету город Ленинград, есть Питербург. Унзер армее через два неделя забирайт город. Я тебе давал аусвайс, поехал свой жена и приходил на наша служба. Гут?

— А может, вы мне сейчас дадите пропуск? — спросил на всякий случай.

— Невозможно. Город ми окружайт, но еще нет генеральный штурм. Пока иди работай.

Так мне стало известно, что путь в Ленинград закрыт. Да и не знал я, осталась ли моя Ирина в городе или эвакуировалась. Надо было переждать некоторое время. Может, и впрямь немцы займут Ленинград. Взяли они ведь многие города. Тогда и я вслед за ними подамся в город. Узнаю о судьбе Ирины. С такими мыслями я вышел из дома, в котором провел почти два года.