Инстинкт матери

– Тифэн! Ты отослала свидетельство о смерти Максима в страховую компанию? Они требуют от нас взнос за триместр…

– Нет, не отослала.

– Но ты же сказала, что отошлешь!

– Но пока не отослала.

– А когда собираешься отослать?

– Если по-твоему это не так срочно, ты можешь это сделать сам!

Когда наши раны слишком глубоки, чтобы взвалить на себя чужую боль, мы прибегаем к избитым аргументам, позволяющим положить конец разговору. Чтобы заставить собеседника замолчать. Или просто чтобы нас оставили в покое.

И зачастую наш ответ получается гораздо язвительней и агрессивней, чем его выпад.

– Не мое это дело, – сухо отрезал Сильвэн.

– Да ну? А почему это больше мое дело, чем твое?

Сильвэн выдержал долгую паузу, чтобы не сорваться и не перейти границу, которую он уже давно не разрешал себе переходить. Но полученное утром извещение разорвало ему сердце. Эту бумажку надо было оплатить, чтобы оградить себя от неожиданностей и защитить от худшего…

От него, который все потерял, требовали заплатить взнос.

Ему стало больно, настолько больно, что он нанес ответный удар, явно стараясь ранить:

– Потому что это не я, а ты оставила Максима одного в комнате с распахнутым настежь окном!

Тифэн застыла на месте, не донеся до рта чашку с кофе. Эти слова сталкивались в ее мозгу, ударяясь друг о друга, она, наверное, неправильно расслышала или неправильно поняла, однако… Подняв растерянные глаза на Сильвэна, по выражению ярости на лице мужа она поняла, что он действительно сказал то, что она только что услышала.

– Что ты сказал, прости?..

– Не делай вид, что ты не поняла, Тифэн.

– Ты не имеешь права…

– Нет, имею! Нам давно пора поговорить. Только нам двоим, наедине, глаза в глаза.

– Поговорить о чем?

Голос Тифэн превратился в еле слышный шепот. Но Сильвэна это не тронуло: его способность к сопереживанию уже давно иссякла.

– Поговорить о твоей ответственности за гибель Максима.

Ну вот, он ей сказал! Тем лучше: он все ей высказал, все, о чем он думал с самого дня, когда это случилось. Он давно пришел к такому выводу и давно держал все это в глубине души, без конца в мыслях к этому возвращаясь, но так и не смог ни осмыслить, ни переварить. Свалить всю вину на Летицию было для них обоих все равно что ухватиться за спасательный круг во время шторма. Чтобы удержать головы над водой и не захлебнуться. Но теперь, когда шторм утих, Сильвэн не мог больше врать ни другим, ни Тифэн. И еще меньше – себе.

– Вот о чем надо поговорить, – продолжил он, не обращая внимания на несчастное маленькое существо, которое буквально таяло у него на глазах.

В ответ она втянула голову в плечи, словно отпираясь от всего, как улитка, которую потрогали за рожки.

– Потому что это ты ответственна за смерть моего сына, разве не так? – безжалостно продолжал он.

Больше, чем брошенное ей обвинение, Тифэн потрясло, что он сказал «моего сына», присвоив себе одному родственную связь с Максимом. Если бы было возможно еще больше искалечить ее сердце, наверное, это бы случилось.

– Твоего сына? – хрипло выкрикнула она, словно выплюнула мокроту с микробами.

Сильвэн стиснул зубы и с горечью посмотрел на жену.

– Нашего сына, – согласился он спустя секунду.

Закусив губы, Тифэн нечеловеческим усилием пыталась скрыть охватившее ее мучительное беспокойство. Она уже не понимала, кто перед ней: союзник или враг. Желает он ей добра или, наоборот, хочет добить. Она чуть не задала ему этот вопрос…

– Так не может дальше продолжаться, Тифэн… И прежде всего я должен знать…

– Знать что?

– Чувствуешь ли ты свою ответственность за гибель нашего сына. Понимаешь ли ты, что если Максима сейчас нет с нами, то часть вины лежит на тебе.

Враг. Противник, с которым придется биться. И с которым придется разделаться.

– Я не сделала ничего плохого! – крикнула она, приступая к обороне, которая, и она это быстро поняла, будет весьма скверного свойства.

– Ты оставила открытым окно, Тифэн! – холодно нанес удар Сильвэн.

Это был удар, которым обычно добивают противника. Смертельная рана, которая ее обескровила и превратила в дрожащее, почти умирающее существо. Она всхлипнула, готовая к тому, что вот сейчас ее сцапают ледяные тиски вины, она признает себя виновной и взойдет на эшафот. Сложить оружие и выслушать вердикт. И покончить со всем раз и навсегда.

Последние крохи инстинкта выживания почти помимо ее воли удержали Тифэн в боевой готовности.

– Ты не смеешь! – взвилась она, бросив на Сильвэна яростный взгляд. – Ты не смеешь меня ни в чем обвинять! Уж кто-кто, только не ты!

– Только не я? – удивился он. – Это еще почему?

Прежде чем ответить, она гортанно хохотнула.

– Да потому что ты сам не лучше! Сильвэн, ты что, и в самом деле считаешь, что вправе читать мне мораль?

– Я не собираюсь читать тебе мораль! Я просто хочу все расставить по местам.

– Ладно. Валяй!

Ее глаза вдруг сверкнули яростью. Она обрела прежнюю твердость и бросила на мужа полный вызова взгляд.

– В какую игру ты играешь, Тифэн? – растерянно спросил он.