Иные песни

Господин Бербелек указал на черные борта аэростата и тянущийся вдоль них серебряный узор: спутанные тернии, будто цепь стальных молний.

— Не знаю этого герба.

— Ты ведь не думал, эстлос, что они заберут тебя прямо на Луну? — засмеялся старик.

— Чей это аэростат?

— Изгнанники держатся вместе. Король Бурь остается верным Госпоже Иллее. Хотя как раз ему это тем более не пристало. Перепрыгнешь, эстлос, или мне придется тебя связать?

* * *

Жизнь в Оронее по существу не отличалась от жизни на поверхности Земли. За неделю господин Бербелек обрел там одного врага, одного союзника и несколько подданных; влюбилась в него и некая ангелица.

Ангелы проходили мимо вознесшегося у края Оронеи Лунного Двора каждый день утром и на закате, когда шли на жатву вихреростов и когда с нее возвращались. Ожидающие прибытия лунной ладьи путешественники выходили на луг перед Двором, глядя на их нестройные ряды. Ангелы были людьми в аэросной морфе, потомки древнейших родов Оронеи, полностью разъеденные антосом Короля Бурь. Носили изукрашенные доспехи из бронзы и железа, ноги и предплечья их охватывали цепи тяжелых украшений. Без них ангелы были бы слишком легки, точка же их природного равновесия находилась где-то между небом и землей. Это именно они спускались к самому низу вихреростов (стадии и стадии под плитой плоскогорья острова), ухаживая за ними и срезая во время страды. Ангелы, даже если упадут — не упадут. Когда они шли, смешавшись с толпой остальных работников, их легко распознать: волосы, если не обернутые вокруг шеи или не подстриженные коротко, тянулись за ними горизонтальной волной, собирались неровными ореолами, когда ангелы поворачивали головы или делали шаг назад — точно воздух вокруг них был плотен, как вода.

На полях и дорогах Оронеи лежал толстый слой ослепительно-белого снега. Ежедневно, обычно перед рассветом, кратистос вызывал обильные осадки. Лунный Двор, как и все остальные дома (господин Бербелек не бывал в городе, но именно так ему рассказывали оронейцы), на крыше и заднем дворе имел большие резервуары, из которых черпали дождевой либо снежный гидор. К прибытию господина Бербелека во Дворе гостило уже двадцать пять путешественников, ожидавших ладьи на Луну; считая слуг, постоянных жителей Двора, купно с сезонными резидентами навроде Агилатилы, оказалось, что воды в том объеме, в каком хотелось бы ее иметь, на всех не хватало, на нее ввели дозацию. Размер порций, конечно же, отвечал позиции, которую сумел отвоевать для себя каждый из путешественников, — так создавалась иерархия (поскольку некая иерархия устанавливается всегда) и такова была причина первых столкновений воль.

Как размышляет урожденный дулос? «Это ведь глупость, я не стану сражаться за пару лишних кубков воды, пусть эти идиоты жрут друг дружку». Потому уступает — и все после уже знают его место: так рождается Форма. Как размышляет аристократ? «Ничья чужая воля не ограничит моих поступков. Приносил ли я ему клятву, чтобы теперь исполнять его пожелания?» Уступчивость — не входит в его природу. Господин Бербелек потребовал себе неограниченный доступ к воде и, когда этому воспротивилась одна из гельтийских жриц, Арианна, принудил ее целовать ему стопы. Так он заполучил верного союзника. Зато в вечной ненависти к нему тотчас поклялась дочка-подросток жрицы, Марианна. Большинство остальных путешественников в молчании склонили головы.

Кроме пяти жриц из Гельтии, ладью ждала также большая группа цыган. Ибо кто, собственно, участвовал в этих секретных паломничествах к Госпоже Луны? Ее последователи, ее агенты, члены ее культов и культов, симметричных к ее морфе, а также изгнанники разнообразнейшего происхождения, беглецы из-под антосов враждебных ей кратистосов, ищущие убежища вне земной сферы, и, наконец, софистесы, которым неким чудом доверились проводники и которые смогли купить себе путешествие на Луну — прекрасно зная, что точно никогда уже не получат позволения покинуть ее, только не после того, что сделал Элькинг. Госпожа все еще питалась от секретов, Госпожа сильнее всего была в неописуемости.