Иные песни

Битва идет на пространстве сотен стадиев, здесь не видна смерть отдельных солдат и гибель каждого корабля, не видны сами схватки — лишь их опосредованные результаты. Когда сквозь эфир бьет пиросник, на миг выворачиваются наизнанку цвета по всему звездосклону, и горячая белизна поражает зеницы. После налетает громыхание и дыхание сухого пироса, сбивающее гиппирои с их эпициклов и ломающее скелеты икаросов. Астромеканики ведут обстрел вдоль границ аур кратистосов, извне — внутрь закрывшегося Цветка. Но порой математики неба ошибаются в своих расчетах, или же адинатосы искривляют в своей морфе траекторию Огня, и звездная молния прошивает битву навылет, разя людей, напирающих с другой стороны. Перед самым его уходом с «Мамеруты» до господина Бербелека дошла весть, что именно так была поражена ладья, несущая Святовида, вся армада кратистоса пала жертвой адинатосов — господин Бербелек на миг переводит взгляд на созвездие Быка — туда, на место Святовида, должны были сойти соседние Силы, Король Бурь и К’Азура. Кто бы ни полагал, что удачное закрытие Цветка уже означает викторию, ошибался: если арретесовый кратистос не погибнет, такое глубокое погружение человеческих кратистосов в его морфу может превратить Лунный Флот во Второй Арретесовый Флот.

Тем временем Цветок закрыт уже столь плотно, что короны кратистосов сцепляются, переплетаются. Некоторые отступают, чтобы не сражаться друг с другом. Курс «Мамеруты» был рассчитан так, чтобы господин Бербелек влетел в самый центр Арретесового Флота под антосом Госпожи.

Цветок закрыт столь плотно, что господин Бербелек невооруженным глазом может различить флот адинатосов — тот уже не кажется лишь волокнистым клубком теней на фоне звезд. С момента, когда вспыхнул Юпитер, пространство битвы омывается шершавым, ржаво-кровавым сиянием, у каждого объекта две формы: подъюпитерная, в которой они переливаются всеми оттенками красного, и отъюпитерная, в которой они растекаются темными силуэтами без четких границ.

Господин Бербелек мчится в пасть карминового левиафана, левое крыло пламенеет, правое крыло в тени.

Искривленный Флот объявляется в Форме Иллеи Коллотропийской в виде стаи геометрических китов, звездных рыб в стадии и стадии величиной, с округлыми пастями разогнанного ураниоса. Киты брызжут из-под мозаичных жабр спиралями пироса, сжигая пикирующих на них гиппирои; гиппирои же вспарывают им магматические брюха, рубя вдоль параллельных эпициклов. Этот же обломок Искривленного Флота, когда проходил сквозь антос Мавзалемы, явился глазам экипажа «Мамеруты» хрустальным лесогородом со структурами, соотвествующими папилярным линиям самого Мавзалемы. Еще раньше это был рой космических ифритов. Еще раньше — не поддавался ни одному внятному описанию.

Двадцать, восемнадцать, семнадцать стадиев, воронка звезднорыбьей пасти растет перед господином Бербелеком. Конечно, это всего лишь поверхность Искривления, так выглядит то, что вообще может выглядеть. Господин же Бербелек должен добраться до самого сердца. Тут Госпожа проникла глубже всего, тут Наездники Огня ударили самым широким клином. Убитые адинатосы (это адинатосы или только их ладьи? и были ли они убиты, или их просто вытолкнули из агрессивной морфы?) сходят с юпитерианских эпициклов в низшие сферы. Господин Бербелек минует в полете ошметки истерзанной Материи: не живой, не неживой, не человеческой, не нечеловеческой. А вот после гиппирои не остается даже трупов, мертвые риттеры пироса мгновенно сгорают в облачка пепла. Господин Бербелек задумывается, какие из тех неисчислимых вспышек, прорезающих тьму высокого неба, означают смерть Наездника. После риттеров остаются лишь черные крылья, подхватываемые быстрым эфиром, да расстроенные, распадающиеся доспехи.

Единожды ему кажется, что сквозь шум битвы и визг прорезаемого ураниоса он слышит крик гиппиреса, поворачивает в ту сторону голову — бескрылый пламень в форме человека падает в Сколиозу — тррррраск! — близкий пиросник прожигает черно-красное небо — когда возвращается тьма, господин Бербелек уже не уверен, что видел.

Семь, шесть, пять стадиев, здесь гиппирои Герохариса совладали со стаей трехосных акул, теперь на этих орбитах висят облака спиральных зубов из цефер всеэлементных. Господин Бербелек пробивается сквозь облака свободных клыков с хрустом, от которого волосы встают дыбом, а на глазах, под маской аэромата, выступают слезы. Каждую пробоину икаросов он ощущает как слабое подергивание кожи спины, боль быстро становится невыносимой. Он протягивает руку над замедлившимся кругоплечником и выхватывает из кольчуги Сколиоксифос. После первого удара облако зубов сгущается в бледно-зеленый туман, сквозь который господин Бербелек пролетает без проблем; туман пахнет прогорклым маслом.

Два, один, он впадает в пасть левиафана. Справа видит воткнувшееся в стену пищевода черное крыло с герохарисным узором, еще порыкивает в адинатосовой туше серебряный кругогрудник испепеленного риттера.