Инженер страны Советов

— Парни, я ничего не понял, но, похоже, немец показывает мне, чтобы я шел вперед и вел всех к нашим. Оттянитесь чуть назад и будьте готовы валить их всех, а я пошел вперед. — Коновалов чувствовал, как пот ручьем течет из-под шлемофона.

Вся эта ситуация ему очень не нравилась. Он прибавил газ и, обливаясь потом и каждую секунду ожидая ударов снарядов и пуль по обшивке, вышел перед «мессерами», прямо под их пушки. Немцы не стреляли, однако на попытку одного из Яков приблизиться к транспортникам ответили предупредительной очередью перед носом самолета.

— Роща, я полста седьмой. — Коновалов принялся вызывать по радио родной полк. — Веду домой гостей. Приготовьте встречу на поле.

— Полста седьмой, я Роща. Какие, на хрен, гости. Что ты несешь?

— Роща, я полста седьмой. В гости веду двух пузатых, один из которых дымит, одного почтальона и четырех злых мелких. Приготовьте встречу на поле и не начните стрелять с перепугу.

На посадку первым пошел подбитый «юнкерс», который все же смог дотянуть до полосы. За ним сели второй транспортник и связник. «Мессеры» заходили на посадку сразу парами. Первый «юнкерс» уже зарулил в сторону от стоянок поближе к лесу и, развернувшись, заглушил двигатели.

К нему уже бежали все, кто находился на аэродроме, не забыв прихватить оружие. Пара техников даже взяли в руки по здоровенному дрыну, с которыми и бежали сейчас к севшему немцу. Остальные «гости» также откатились к поврежденному «юнкерсу».

Дверцы транспортников открылись, и оттуда на землю выпрыгнули по одному человеку в пятнистом зеленом обмундировании и в пограничных зеленых же фуражках. У каждого из них в руках было по немецкому ручному пулемету, которые они тут же направили на подбегавших.

— А ну, вашу мать, назад! — громко закричал один из «зеленых», причем на русском языке, да с добавление пары ядреных выражений, в которых вкратце умудрился рассказать о своих очень близких отношениях со всеми родственниками по женской линии всех собравшихся. — Врача сюда и начальника особого отдела, быстро!

На попытку одного из бойцов роты охраны подойти ближе он вскинул пулемет и дал короткую очередь в воздух.

Из приземлившихся немецких самолетов из каждого выскочили еще по одному «зеленому», но уже вооруженные автоматами, и залегли, укрывшись за шасси и беря на прицел подбежавших бойцов и техников.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из подбитого «юнкерса» не высунулась женщина и не закричала:

— Врача сюда, быстрее! Тут раненые дети!

Слова о детях вызвали на мгновение ступор у всех, а когда женщина начала подавать одному из «зеленых» маленьких детишек, то все подались было помогать, но были остановлены очередным грозным окриком и наведенным стволом пулемета:

— Всем назад! Сюда только медик и особист!

Коновалов сразу после посадки побежал к немецким самолетам. Успел как раз в тот момент, когда из салона подбитого им «юнкерса» бережно, словно величайшую ценность, женщина подавала стоящему на земле «зеленому» крохотную девочку в окровавленном платье, перемотанную бинтами, сквозь которые была видна кровь. Холодный пот прошиб старшего лейтенанта от осознания того, что это именно он расстрелял самолет с детьми и, возможно, кого-то из них убил. Не помня себя, он дрожащей рукой потянулся к кобуре. В самый последний момент, когда ствол ТТ уже уперся ему в висок, кто-то из стоящих рядом увидел это и сильно ударил по руке. Раздался грохот выстрела, и пуля ушла в небесную высь.

На выстрел подбежала та женщина, что подавала детей из самолета, и, взяв ладонями голову Коновалова, повернула его лицом к себе, глядя в его обезумевшие от осознания свершенного глаза.

— Спокойно, старший лейтенант, спокойно! Это не ты! Слышишь меня?! Не ты! Это ты стрелял по нам?

Коновалов заторможено кивнул.

— Ты попал по крылу и по мотору, но детей не задел. Их ранили во время обстрела при погрузке. Ты слышишь меня?! — Она с разворота залепила ему звонкую пощечину, от которой летчика отбросило на пару шагов. — Приходи уже в себя, твою мать! — громко заорала она. — Дайте кто-нибудь ему спирта граммов двести.

Откуда-то в руках летчика появилась открытая фляжка, на которую он уставился пустым взглядом. Потом вдруг встряхнулся и приложился к горлышку, глотая чистый спирт, словно это была вода. Наконец он оторвался от фляжки и стянул с головы шлемофон. Собравшиеся вокруг с ужасом смотрели на него. Еще пару часов назад черные как смоль волосы были абсолютно белыми.

А у самолетов шел тяжелый разговор.

— Оружие мы не сдадим и от самолетов не отойдем, — твердо говорил один из прилетевший «зеленых» с одной шпалой капитана в голубых летных петлицах. — Если кто приблизится ближе чем на пятьдесят метров, мы откроем огонь на поражение. У нас приказ не допускать посторонних близко к грузу, даже ценой собственной жизни.

— Да стоит только мне отдать приказ, и вас перестреляют здесь как куропаток, — разъярился капитан-особист. — Это раньше вы прикрывались детьми, а теперь-то их нет. Так что сдайте оружие и ждите решения командования по вам.