У меня на столе скопилась внушительная стопка рекламаций из авиационных частей, в основном штурмовых, с жалобой на периодическое несрабатывание НУРСов в бою. Пришлось собираться и ехать на завод, выпускающий эти самые НУРСы.
Первое, что увидел в цеху, это невысокий паренек, стоящий на сложенных в стопку поддонах из-под кирпича и вытачивающий на токарном станке корпус ракеты. За станком в загородке, укрывшись с головой телогрейкой, на широкой лавке спал еще кто-то, по виду такой же подросток. На мой вопрос сопровождающий меня пожилой мастер пояснил:
— Это мальчишки из ФЗУ. Им до дома после смены добираться далеко, так они прямо тут, у станка, отсыпаются, чтобы туда-сюда не ходить. Вы не смотрите, что они совсем еще пацаны. Это самые лучшие наши работники. Брака у них не бывает никогда.
Еще только войдя в приемную услышал громкие крики, а в кабинете директора застал интересную картину. Здоровенный детина размахивал перед лицом своего начальника какой-то бумажкой и орал во все горло:
— А я требую, чтобы с меня сняли бронь и отправили на фронт! Все равно сбегу, и ничего вы мне не сделаете! У меня двое братьев воюют, один я здесь, в тылу, словно трус какой отсиживаюсь. Вон, Борьку Федотова и Аркашку Сидоркова вы отпустили, а я чем хуже их?!
— Да ты понимаешь, дурья твоя башка, что мне тебя заменить некем?! — не менее громко парировал директор. — Где можно пацанов и баб поставить на работы, я уже поставил, так что даже не проси! А сбежишь, так получишь срок за дезертирство! И не надоедай мне со своими бумажками! И без тебя работы полно!
Меня спорщики попросту не замечали.
— Не имеете права! — Здоровенный кулак ударил по директорскому столу. — Я не дезертир, я на фронт хочу, гадов бить!
— А мне кажется, что вы как раз дезертир и есть, товарищ. Или лучше к вам уже начинать обращаться «гражданин»? — Я оторвался от стены, к которой прислонился, слушая их спор.
Детина развернулся и хотел было сказать явно что-то не самое благозвучное, но, увидев звезду Героя на моем гражданском костюме и солидный ряд орденских колодок, смог только рот открыть.
— Так вот о чем я, товарищи, — как ни в чем не бывало продолжил я, пройдя к столу и усевшись на первый попавшийся стул, — из авиационных частей начали поступать многочисленные рекламации по поводу несрабатывания ваших изделий в боевой обстановке. А это означает сорванные боевые задачи, не уничтоженные техника и живая сила противника. Вы понимаете, какие в первую очередь возникают вопросы, исходя из данных фактов? И пока, — выделил я это слово, — эти вопросы возникают только у меня. До поры до времени. Вы понимаете, о чем я говорю, Федор Павлович? — Я посмотрел на моментально вспотевшего директора.
— Саботаж и пособничество врагу, — прошептал директор завода, дрожащей рукой с зажатым в ней платком вытирая лоб.
— Все верно, Федор Павлович. И пока здесь с вами разговариваю я, а не сотрудники товарища Берии, давайте разбираться в сложившейся ситуации.
— Товарищ Шершнев! — Директор буквально выпрыгнул из-за стола. — Мы приложим все силы, чтобы подобное больше не повторилось. Мобилизуем людей, подключим партийную и комсомольскую организации.
Я чуть заметно поморщился. Мобилизует он. Кого? Пацанов да женщин, которые заменили ушедших на фронт братьев, сыновей и мужей? То, что директор меня знает, не удивило: присутствовал я недавно на совещании директоров оборонных заводов.
— Толку-то, — хмыкнул стоявший до сих пор в полном молчании детина.
— Объясните, — я прекрасно увидел злой взгляд, брошенный директором в сторону рабочего, — и представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут и кто вы по профессии?
— Так это, Сушин я, Дмитрий. По профессии, стало быть, инструментальщик, но могу и токарем, и фрезеровщиком, и сварщиком. — Рабочий, почему-то смутившись, скомкал в руках свою кепку.
— Ну так почему, товарищ Сушин, по-вашему, мобилизация не даст нужного результата?
— А некого мобилизовывать. — Он вскинул голову. И куда только смущение делось. — Одни пацанята да бабы с девками остались. Пока они научатся, времени пройдет немало.
— Вот как? — я деланно удивился. — А я-то думал, что у вас здесь много специалистов осталось, раз вы на фронт от трудностей решили сбежать. Там-то попроще будет, чем здесь. Скажет командир идти в атаку, ты и идешь, скомандует привал — отдыхаешь. А тут вкалывать надо, баб да пацанов учить, опыт свой передавать.
Сушин покраснел, как вареный рак, и опустил голову:
— Да понял я уже, понял, — пробурчал он. — Не буду больше проситься.
— Вот это правильно, товарищ Сушин. Помните, ваш фронт здесь, у станка. Здесь ваша линия обороны, и она не менее важна, чем там, где рвутся снаряды. Наша общая победа куется здесь, вами, товарищ Сушин.
В конце смены устроили небольшой митинг, на котором пришлось выступить. Я хоть и не любитель подобных мероприятий, но толк от них все же есть, особенно сейчас. После речи директора, в которой он призывал всех приложить еще больше сил, оправдать доверие и так далее, выступил я.