Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира

Король Эдуард Третий арестовывает Мортимера. Гравюра из издания 1768 года.

– Одлей, рад вас видеть! – приветствует его Дерби. – Как государь? Что нового у пэров?

– Я не видел короля с того момента, как он отправил меня вербовать солдат. Я все выполнил, доставил сюда прекрасно вооруженных бойцов. А как ваши дела с императором?

– Все отлично! Император готов оказать нам полную поддержку и назначает нашего короля наместником всех его владений. Так что можем выдвигаться во Францию!

– Король, наверное, ужасно рад таким прекрасным новостям? – спрашивает Одлей.

– Он пока ничего не знает, у меня не было возможности ему доложить: сидит в своих покоях, мрачный, расстроен непонятно чем, приказал до обеда его не тревожить. На кого ни взглянешь – на графиню, на Уорика, на Артуа, – у всех кислые мины.

– Наверное, какие-то проблемы, – предполагает Одлей.

Странно как-то: Дерби первым делом спрашивает, как государь и что нового у пэров, а потом сам же и докладывает Одлею, что король сидит у себя и никого не принимает. То есть знает явно больше, чем Одлей. Так для чего спрашивал? И еще одна непонятка: плохое настроение графини и ее отца Уорика имеет свои причины, и причины эти нам прекрасно известны. А что с Артуа? Он-то почему не в духе? Наверное, расстроен, что война с Францией все никак не начнется… Но хотелось бы не додумывать самим, а получить разъяснения от автора пьесы.

За сценой трубы.

– О, трубят! Значит, король вышел, – говорит Дерби.

Входит король Эдуард.

Он погружен в мысли о графине, причем погружен так глубоко, что о политических проблемах забыл напрочь.

Дерби передает ему привет от императора и подает письма, на что Эдуард с досадой бросает в сторону:

– Не от нее!

– Ваше величество, все ваши пожелания исполнены, – рапортует Дерби об успехах своей политической миссии.

На что Эдуард, опять же в сторону, бормочет:

– Неправда, не исполнены. А я бы так хотел…

Тут и Одлей напоминает о себе:

– Владыке моему – любовь и верность.

– Сто лет мне сдалась твоя любовь, – ворчит Эдуард, потом все-таки спохватывается и задает вопрос по делу: – Какие новости?

– По вашему приказу готовы и пехота, и конница, ваше величество.

– Теперь по моему отказу пусть возвращаются обратно. Дерби, дай посмотреть, что там пишет графиня.

Так, просветления хватило ненадолго, король снова ушел в несбыточные мечты о любви.

Дерби в полном недоумении:

– Графиня? – переспрашивает он.

– Ну, этот, как его… Император. Уйди, оставь меня, не до тебя.

Одлей в растерянности спрашивает графа Дерби:

– Что у него в голове?

– Пошли отсюда, пока он в таком настроении, – отвечает благоразумный Дерби.

Уходят.

– Я совсем голову потерял от избытка чувств, леплю невесть что: вместо «император» говорю «графиня», – удрученно бормочет король. – Ну что ж, она ведь и есть мой император, а я – всего лишь ее вассал, верный слуга, который обязан по одному только взгляду понимать, довольна она или нет.

ВходитЛюдовик.

– Ну что? – с тревогой и надеждой спрашивает его Эдуард. – Что она сказала?

– Сказала, что даст ответ сегодня же.

За сценой барабаны.

– С чего там барабан растрещался? – раздраженно спрашивает король. – Пойди скажи им, чтобы заткнулись, незачем так мучить слух бедняжки графини. Такой, как она, надлежит слушать только нежные поэтические строки. Научи этого барабанщика лучше играть на лютне, а если не захочет – удави его ремнем от его же барабана. Сегодня эта нескладная трескотня совершенно неуместна.

Людовик уходит, а Эдуард продолжает рассуждать-печалиться-мечтать о том, как ему хочется обладать графиней Солсбэри: проникновенные стоны, вздохи и всякое прочее полуэротическое-полуромантическое.

Людовик возвращается.

– Ну, что там? – спрашивает король.

– Ваше величество, барабанный бой возвещает о прибытии вашего сына Эдуарда, принца Уэльского.

Входит принц Уэльский. Людовик отходит к двери.

Эдуард смотрит на сына, своего первенца, и думает: «Вот он, весь в мать, так на нее похож! Смотрю на него и словно слышу ее слова: не будь алчным, радуйся тому, что у тебя есть, не зарься на чужое! Она права, самый гнусный вор – тот, кто даже не может оправдаться собственной нищетой, ворует, хотя у него и так все есть».

А вслух говорит:

– Ну, сынок, чем порадуешь?

– Отец, я собрал самых лучших воинов Англии и пришел получить ваши дальнейшие указания.

«Смотрю на сына, а все равно вижу его мать. Такое чувство, будто ее глаза впились в меня и жгут огнем. Мне свой грех от нее не скрыть, я краснею от стыда. Нужно с этим кончать! Я должен заниматься расширением границ Британии, а не вот этой суетной ерундой».

– Подайте мне стальной панцирь! – командует он уверенно. – Иду войной на королей! Они хотят, чтобы я добровольно склонился перед врагами и стал считать их друзьями? Не бывать такому! Вперед, Нэд, сынок! Наши знамена будут развеваться во Франции!

Тут Людовик подходит к королю и шепчет ему на ухо:

– Графиня просит у вас аудиенции. Улыбается, приветливая такая.