Иоанн Грозный (СИ)

         Грохот от ударов стоял такой, что слов не было слышно. Матвей видел шевелившиеся губы отца, требовавшего выбираться из сечи, скакать к татарам. Матвей, сдавленный сечей со всех сторон, никак не мог того поделать. Бок о бок с ним билась опричнина. Матвей взмахивал саблей. Его дамасская сталь находила на другую. Рядом немецкий клинок налетал на турецкий. Длинные ленты искр осыпались обочь шеломов. Конские хвосты, венчавшие крымские колпаки, у наших в этом месте были репейки, опалялись искрой и тлели, скручивая волос. Дальние крымцы, не добираясь до русских, совали меж сражающихся копья, тыкали ими московских конников. Опричники рассекали копья, щепы падали округ. И снова сабля скрежетала о саблю. Удивительно проворно соперники крутили короткими щитами. Сабли, цепи и булавы стучали до глухоты. Со стороны подступал перекрывающий  шум  копыт и лязга вооружения подъезжавших, мешавших чрезмерным количеством крымских подкреплений. Не имея возможности влезть в сечу, орды кружили, гикали, посылали стрелы, часто неосторожно губя своих. Внутри смешавшейся толпы: искаженные ненавистью лица, сведенные проклятиями уста, выкаченные из-под надбровий очи. В страстном решающем напряжении каждый бился, забыв про что. Выжить, уйти. Но  было не протолкнуться. Лишь павший враг или товарищ освобождал место, тогда подвигались. Встав над трупом, занимали  место. Лошади спотыкались о павших, валились. Оказавшийся на земле всадник рубился стоя. Подсекал подпругу врагу, вынуждая падать. Там, на земле, между вертевшимися лошадьми  сражение разгоралось еще яростнее. Силы и умение были равны. Раскосые глаза свербили не менее раскосые. Острые подбородки и скулы налетали на подобные. Русские были с бородами, татары брились. Но и на стороне московитов сражалось до половины крещеных татар. Опричники выделялись скуфейками и черными ризами, вороными конями, крымцы – пестрым нарядом, тюбетейками, чалмами.

         Малюта искал Матвея и показывал, куда выезжать. Матвей с плеча рушил неприцельные удары, заботясь не навредить, но обеспечить  продвижение среди своих и чужих. Григорий Лукьянович отвлек мощной фигурой пятерых. Забыв возраст, он вертелся волчком. Мельканье клинка слилось в бесконечный изгиб матовой ленты. Малюта грудью жеребца давил к дородному татарину, противнику достойному мастерством. У татарина меж завязок доспеха глядела серебряная застежка турецкого кафтана. Татарин пришпорил к Малюте. Удар на удар.  Малюта всадил эфенди острие сабли подмышку. Следующим ударом Малюта срезал татарину горло. Голова повисла на лоскуте кожи. Привстав в стременах Малюта натренированной рукой раздвоил подоспевшего взамен павшего янычара. Матвей влез в освобожденное Малютой пространство. Напоследок он успел оглянуться: Василий Григорьевич дрался бок о бок  с худым жилистым дядей Тимофеем. Оба махали саблями, как крылья мельницы. Малюта проследил отъезд Матвея и лишь после того отодвинулся от братьев Грязных далее. Свербела ли мысль, что ускачут Грязные к татарам все вместе? Собирался ли тогда броситься на перебежчиков с саблею?

         Как  ни храбры были русские, дело опричников было проиграно. Крымцы подкреплялись всечасной подменою. Клепсидра истории капала кровью. Девлет-Гирей удовлетворенно наблюдал, как кольцо вокруг опричного полка неумолимо сжимается. Он полагал: окружено целиком русское войско. То была роковая ошибка. Сомнение закралось, когда сильный порыв  ветра на  короткий миг расчистил обильную пыль, и он  заметил  значительное прорежение в лагере. Московские пехотинцы прикрылись от стрел щитами черепахою. Пращники и застрельщики стояли за телегами. Посередине трепыхалась  большая хоругвь воеводы Воротынского. Но не бежал ли он? Не последовал ли главный воевода примеру  Шереметьева? Верно московитов стало меньше, оттого, что храбрые нукеры их перебили. Омыв лицо, Девлет-Гирей  возблагодарил Всевышнего.