Иоанн Грозный (СИ)

- За что же служит царю она вашему? Мы-то, ханского племени, идем с Девлетом за наживу, таков корм наш, то - достойнее, ибо ваши  храбрецы ведомы страхом. Не спереди мы убьем, так ваши опосля расправятся сзади. Наслышаны о гонениях. Палец о палец не ударил бы  за вашего царя. Вот и эти, друзья твои обреченные, почем зря сражаются? На что сие напрасное ожесточение?

- Не сражаются они,  умирают, - угрюмо отвечал Матвей, видя, как падают один за другим опричники, чьи черные рясы и скуфейки, вороные кони растворялись в удушающем кольце неприятеля до исчезновения.

         Утемиш насмешливо  окидывал крепкую, чуть согбенную фигуру Матвея, прикидывал, сколько дадут за него на рабском рынке. Он не верил, что тот привез бумагу, способную изменить ход сражения. Хан тоже не верил  и полагал, что Матвей, и, возможно, родичи его желают переметнуться на крымскую службу, потому и состряпали бесполезное услужливое донесение.

         И вдруг  волна прокатилась по ханскому флангу. Оттуда прискакал нукер, крича: значительные силы русских пробираются оврагами высохшего речного русла. Теснота места увеличивала страх числа. Растянувшиеся узкой линией московские воины представились   юзбаши, отправившему нукера, тьмами и тьмами. Вместе с Георгием разглядели изображенья и ярославских медведей, и зубцов Суздаля.

         Пять сотен Утемиша как раз прикрывали фланг и слабо использовались в деле. Утемиш тут же ускакал, чтобы смелой контратакой разогнать неведомо откуда свалившихся. Неужели Матвей не обманул? Треск ружейных выстрелов и одиночные хлопки пушек подтверждали, что пока татары увязли в разгроме опричного полка Хворостинина,  свежие полки московитов, испытывая хлопоты лишь с ухабистыми дорогами, зашли во фланг  хану и продолжают движение, целясь на обоз.

         Утемиш скоро возвратился в ставку с окровавленной головой. Его конников рассеяли, и он, как прежний гонец, преувеличивал численность неприятеля, описывал, что заметил те же самые деревянные щиты, что спасали «гуляй-город». Сломав со зла плетку, Девлет бросил на обходивших русских орду ногаев. Хану приходилось выводить людей из сечи с Хворостининым, ибо мало кто не ускакал  туда добыть доблести и пленника в короткой расправе с малой черной тысячью.

         Ногайский хан, известный  жестокосердием и личной  храбростью, неохотно оторвался от утомленных опричников и полетел помочь полутьме Утемиша. Хорошо бы помочь и сотнями старших сыновей, но хан неосмотрительно дозволил им добить уступавших опричников.

         Девлет-Гирей по-иному поглядел на  Матвееву бумагу. Почуяв поражение, он, оправдываясь, поверил, что с Москвы вернулись Шереметьевские  полки, подкрепленные новгородским войском  государя, датскими наемниками Магнуса, кем угодно. Хан возглавляет войско, отчего бы Иоанну не самому привести своих? Прошлый год было не так. Отчего же ноне?  Да, это ударил царь. Не обреченный и ослабленный Воротынский же вывел остаток войск в обход?!

         Золотые московские хоругви с кротким ликом Христа стремительно продвигались к ханской ставке, опрокидывая препятствия. Клочковатые, обритые, с растрепанными вихрами на  узких подбородках головы крымчаков слетали с плеч. Вставали на дыбы перепуганные лошади, скидывали седоков. Девлет помчался вперед. Желал показать воинам: он неустрашим. Сыновья и окружение увидели и пришпорили за ним, оставив участки битвы, где руководили. Только прямо на юрты знати напирал такой вихрь, что хану пришлось удержать лошадь. У него блеснула лихорадочная мысль додавить опричников и по трупам опрокинутых влететь в опустевший «гуляй-город», запереться в оставленных русскими укреплениях. Была необоримая преграда: опричный полк стоял намертво. Сдвинутые по колено в реку, они перестали уступать и лишь падали сраженные не крымским умением, но числом.

         Красные московские кафтаны вливались в сердце ханской ставки. С флажками на пиках неудержимым валом взбирались дружины Никиты Одоевского и Андрея Хованского. Хмурый Девлет толкнул назад в ножны с золотой насечкой саблю. Душа его облилась слезами, когда увидел он, как московиты берут под уздцы коней его сыновей. Сыновья выворачивались. Старые мурзы рубились отчаянно. Московиты сваливали их арканами, затягивали ремнями запястья, волокли по земле. Продажа и выкуп – тот же исход, кто бы не победил в  смертельной схватке.

         Астраханский царевич Кайбула наседал с  юрьевцами. Было за что драться – сын сидел в «дружеском» заложничестве в Новгороде около Иоанна. Касимовские татары вместе с тверчанами накинулись на обоз. Симеон Бекбулатович прыгал на чалой кобыле меж своими, хлестал плеткой по плечам, требовал не отвлекаться на разграбление. В телегах лежало собранное по пути ханом  рязанское, козельское, серпуховское добро.

         Ошеломленный, расхристанный внезапным разгромом хан вскричал поворачивать к Дону уцелевшим. Обоз бросили. Более стойко державшиеся янычары уходили последними, отражали наскоки русских, от избытка мужества кинувшихся в беспорядочное разрозненное, свойственное злобе преследование. В сече полегла родня Девлет-Гирея, нашли смерть, раны и плен многие мурзы и знатные воины.