Иоанн Грозный (СИ)

         Подобно тому, как страус накрывает голову крылами или зарывает в песок, а малый ребенок трепещущими пальцами слепляет глаза,  думая избегнуть тем опасности, царь закрылся в Александровой слободе. Снова отказывался страной править и писал  в Ржев и Вязьму главным воеводам тверскому князю Симеону Бекбулатовичу и князю Ивану Мстиславскому: «Промышляйте делом государевым и земским, как Всевышний вразумит вас и как лучше для безопасности России. Все упование мое возлагаю на Бога и ваше усердие». Воеводы, зараженные нерешительностью царя, посылали отряды для наблюдения и защиты границы, но не отваживались на удары. Только однажды они вступили во вражескую землю. Князья Михайло Катырев-Ростовский, Дмитрий Хворостинин, Щербатой, Туренин, Бутурлин, соединяясь в Можайске, выжгли посады и уезды в Дубровне, Орше, Шклове, Могилеве и Радомле. Привели в Смоленск изрядное число пленников. Царь наградил воевод золотыми медалями, что с тех пор   закреплялось обычаем.

         Русские послы Сицкий и Пивов ездили за королем, убеждая  отправить уполномоченных в Москву для согласований условий мира. Баторий – в Варшаву. Там наши, списавшись с царем, отказались еще от нескольких ливонских городов. Баторий оставался непреклонен: «Не будет ни посольства, ни мира, ни перемирия, доколе войско российское полностью не выйдет из Ливонии!»  В каждом письме становясь снисходительнее, Иоанн не уставал именовать Стефана братом, жаловался, что литовцы не перестают тревожить Россию нападениями, уговаривал не собирать войска, не истощать  государственной казны,  имея дело с

другом

. К Баторию были посланы еще два посла - думные дворяне Пушкин и Писемский. Напутствуя их в Слободе, царь требовал претерпеть даже побои, ежели найдет на короля искушение поднять  на них сильную руку. Новая уступчивость рождала новые требования. Баторий потребовал Себежа и четыреста тысяч золотых венгерских флоринов контрибуции.

         Добавленные претензии взбесили царя, он устал прикидываться укрощенным, не поднялся  встречь новым польским послам, не спрашивал о королевском здоровье  и написал Стефану: «Мы, смиренный государь всея Руси Божьею, а не человеческою волею многомятежною. Когда Польша и Литва имели также венценосцев наследственны, законных, они ужасались кровопролития. Ныне нет у вас христианства. Ни Ольгерд, ни Витовт не нарушали перемирия, а ты, заключив его в Москве, кинулся на Россию вместе с нашими злодеями Курбским и другими, взял Полоцк изменою, торжественным манифестом обольщаешь народ мой, да изменит царю, совести и Богу! Воюешь не мечом, а предательством – и с каким лютым зверством! Воины твои режут мертвых. Наши послы едут к тебе с мирным словом, а ты жжешь Луки калеными ядрами, изобретением новым, бесчеловечным. Послы говорят с тобою о дружбе и любви, а ты губишь, истребляешь! Как христианин я мог бы отдать тебе Ливонию, но будешь ли доволен ею? Слышу, что ты клялся вельможам присоединить к Литве все завоевания моего отца и деда. Как нам согласиться? Хочу мира, хочешь убийства. Уступаю, требуешь более и неслыханного. Требуешь от меня золота за то, что ты беззаконно, бессовестно разоряешь мою землю. Муж кровей, вспомни Бога!» Далее Иоанн, несмотря на досаду, уступал Баторию все, завоеванные тем крепости, желая  только удержать восточную Эстонию и восточную Ливонию, Нарву, Вейсенштейн и Дерпт и  на таком условии заключить семилетнее перемирие.

         Ответом стал третий поход Батория, предваряемый  письмом: «Хвалишься своим наследственным государством, не завидую тебе, ибо думаю, что лучше достоинством приобрести корону, нежели родиться на троне от Глинской, дочери Сигизмундова предателя. Упрекаешь меня терзанием мертвых: я не терзал их, а ты мучишь живых. Что хуже? Осуждаешь мое вероломство мнимое, ты, сочинитель подложных договоров, изменяемых в смысле обманом и тайным прибавлением слов, угодных единственно твоему безумному властолюбию. Называешь изменниками воевод своих, защитников Полоцка и иных городов, честных пленников, коих мы должны были отпустить к тебе, ибо они верны отечеству. Берем земли доблестью воинской и не имеем нужды в услуге твоих мнимых предателей. Где же ты - Бог земли русской, как слышал, зарвавшись, велишь именовать себя на пирах рабам несчастным? Еще не видали мы  ни в единой битве ни лица твоего, ни сей крестоносной хоругви, коей будто бы обладаешь и коя спасет Русь. Страшатся угроз твоих не соперники, но лишь бедные россияне, которым не повезло родиться во время твое. Жалеешь ли крови христианской? Назначь время и место, явись на коне во всеоружии, решим поединком един на един спор. Да правого увенчает Бог победою!»