Йона

— Ты что! Нет. Единицы знают дорогу к нам, к нашим местам. Это, — Гийом описал полукруг рукой, — лишь одно из них. Пристально разглядывая ее лицо, он спросил: — Тебе неприятно? Но разве ты поступила лучше? Ты захотела спасти одного — ценой жизни многих.

Йона покраснела и опустила глаза. Ей стало невыносимо; нестерпимо захотелось покинуть это место.

— Хочешь слушать дальше? — негромко, почти ласково спросил Гийом. Йона кивнула, не поднимая глаз.

— Многие пытались спрятаться. Но повезло только мне. Мне и Карме «Бородачу». Карма — это Кармайкл. Он никогда не брился, и у него была такая мощная, длинная черная борода — как говорят, лопатой. Всех остальных, кто прятался, со временем выловили. Остались только мы. Мест, где мы могли спрятаться, становилось все меньше. На третий год жизни Кармайкл попался — на какой-то чепухе, захотелось чего-то вкусненького, говорил, что ему надоели рыба и мука из водорослей. Говорил, что это не жизнь, и если он умрет, поедая макароны или шоколад — значит, это будет не напрасная смерть.

Гийом вздохнул и замолчал секунд на тридцать.

— Он был прав. Это не жизнь. Я долго этого не понимал. Но шли годы... и чем больше их проходило, тем меньше во мне оставалось веры и чего-то светлого, чего-то человеческого. Что-то внутри меня стало угасать и умирать. Как же я теперь понимаю беднягу Бена Ганна!

Гийом с улыбкой взглянул на Йону, и заглядывал ей в глаза, словно ожидая какой-то реакции.

— Ну же! — воскликнул он. — Бен Ганн!

Йона пожала плечами.

— Я должна его знать? Он из «простых»?

— Ты не читала «Остров сокровищ»? — снова воскликнул Гийом и с укором посмотрел на нее. — Не помнишь бедолагу, которого пираты оставили на острове и он чуть не свихнулся там?

Йона помотала головой. «Стыд и позор», — говорили глаза Гийома. «Когда процветало пиратство? — вспоминала Йона. Шестнадцатый-семнадцатый века? Восемнадцатый? Нас разделяет почти тысяча лет!».

— Я не очень хорошо знаю литературу с шестнадцатого по восемнадцатый века, — виновато произнесла Йона.

Фуду и Гийом рассмеялись, Алан улыбался.

— Последняя четверть девятнадцатого. Автор — Роберт Льюис Стивенсон. Почитай, — сказал Гийом. Сквозь улыбку прозвучали учительские нотки, будто он давал ей задание на лето. — Когда выдастся такая возможность. Ладно... продолжу... На десятый год моего скитания внутри корабля, и седьмого — моего одиночества после смерти Кармы, здесь начали появляться люди. И процесс моей душевной деградации притормозился. Я иногда выходил по ночам и наблюдал, как они спят. Воровал у них еду и одежду — это было безопаснее, чем у модификатов.

Гийом закрыл ладонями лицо и сидел так секунд двадцать.

— Иногда... В разные годы иногда появлялись те, кто смог избежать смерти. Еще реже — просто заблудившиеся. И если я находил их, блуждающими в дебрях корабля, то уводил их с собой — иначе смерть от обезвоживания и голода. Чаще нас жило по двое... Жаль, среди моих спутников никогда не было женщин. Я тогда был помоложе и был не прочь пожить с женщиной, несмотря на все мои обеты, которые к тому времени считал чепухой, уродующей жизнь человека. Увы, не довелось.— Гийом усмехнулся. — А мужчины меня никогда не привлекали.

— Что значит обеты? — спросила Йона, вспоминая значение термина. — Это что-то религиозное?

Гийом не ответил. За него это сделал Фуду:

— Ага! Гийом был священником до того, как попал сюда.

— Я был францисканцем, — произнес Гийом. — Монахом. Эти глупцы дают обеты — клятвы, что не будут делать того и этого, и будут выполнять то и это. Бедность, безбрачие и все такое. Ну-у-у, обет бедности здесь я выполнил по полной. — Гийом рассмеялся.

— А что сейчас? — спросила Йона.

— А сейчас — ничего. Мне это неинтересно. Потерянные двенадцать лет жизни на бессмысленное занятие.

— У меня есть друг, — сказала Йона. — Как-то на днях он спросил меня, верю ли я, что существует «бог», и я не знала, что ему ответить.

— Нет, — сказал Гийом. Взгляд его был суровым, голос жестким, непреклонным. — Нет никакого «бога». Доброго, всемогущего. Нет его. Все, что я видел в жизни, убеждает меня, что если он добр, то не всемогущ. Если всемогущ — то недобр... Хотя...

Он взглянул на Йону с какой-то грустной, кислой улыбкой.