Иосиф Грозный [историко-художественное исследование]

Маршал Ворошилов, давно списанный им в «архив», но оставленный в Политбюро, как надежный, «свой», лишь почтительно кивал. Тимошенко, также находившийся в полуопале, значительно хмурился, на лице Жукова читалось откровенное несогласие, Василевский, умнейший из маршалов и осторожнейший «царедворец», не разделял, видимо, ни явного неодобрения Жукова, ни его желания оспаривать мнения Верховного. Рокоссовский, который был всегда себе на уме, за что его подчас Сталин явно не жаловал, хотя и ценил за удалую сноровку и хватку, улыбался той улыбкой, какой, хочешь не хочешь, улыбаются все понимающие уголовники. Этой улыбки Рокоссовский не мог избегнуть никогда — сказывалась тюремная школа, да и то еще, что командовать ему приходилось чуть ли не целой армией из бывших зэков. Сталин легко расшифровывал улыбку Рокоссовского... А бравый генерал Еременко сидел с таким видом, точно тотчас был готов идти брать Берлин. За эту браваду, как ни странно, вождь Еременко любил, но на самые ответственные участки после того, как Еременко поклялся еще под Вязьмой разгромить Гудериана и — не разгромил, назначать перестал.

— Мнэ... — медленно продолжил Сталин, — не нужьно... ваще подцакываные. Нэ нужьно и... согласие. Как Вэрьховный главнокомандующий я отвэчаю... за ход войны. Мнэ нужьна ващя откро-вэнност... Ваще ясное прэдставлэниэ о том, может ли нащя армыя сокрушить врага... И пуст нэ Бэр-лин... Но освобожьдэние всэй территории, занятой врагом, хотелось бы видэт свэрщившимса. Прощю висказываться откровэнно.

Сталин сел в кресло и, помолчав, сказал:

— Слово имээт товарищ Жюков.

Маршал Жуков, удивительно сочетавший в себе великолепную уверенность выдающегося и умнейшего полководца с ухватками грубого солдафона, грузно поднялся и, устремив на стол с картами свое волевое и непререкаемое лицо, надуто изрек:

— Скажу кратко — окончательно разбить немцев в этом году не представляется возможным. Враг еще очень и очень силен, а мы, как справедливо сказал товарищ Сталин, еще только-только научились воевать. Сейчас, по данным военной разведки, немцы как раз усиливают свои позиции на нашем фронте. Союзники не высаживаются. Чуда не произойдет. Предстоят тяжелые бои. Но наступать надо. У меня все.

Примерно в том же духе высказался Рокоссовский. С Жуковым они, может быть, и сговаривались заранее. Были друзья. Для неосведомленных напомню, что Жуков когда-то был командиром полка в дивизии, которой командовал... Рокоссовский. Жуков позднее спасал Рокоссовского, сидевшего перед самой войной в тюрьме. А Рокоссовский спас Жукову жизнь, толкнув в спину с криком: «Ложись!», когда собственные горе-авиаторы накрыли огнем и бомбами кучку командиров, стоя наблюдавших за ходом боя. Жуков тогда выезжал в 16-ю армию Рокоссовского.

Вслед за Рокоссовским в поддержку Жукова долго говорили Василевский и другие генералы, и Еременко тогда готовился безусловно поддержать вождя, но Сталин не дал ему слова.

Он снова поднялся, и теперь все увидели уже другое его лицо — властное, жесткое, с прицельными, беспощадными глазами, вполне отвечающее тому, что он сказал.

— Вот чьто я думаю. Враг дэиствытельно эще очэнь сылен... А потому завэрщить в этом году разгром фашистской Гэрмании — это... как бы... свэрхзадача... Нанэсти же эму смэртэльное поражение, от которого враг уже нэ сможет оправыть-ся, — задача рэальная... — Сталин обвел взглядом притихших генералов и членов Политбюро. — И я трэбую, приказываю эе выполныт... В этом году! А тепер, — продолжил он, — прощю полного вныманыя... По данным всех развэдок... Правэ-рэнным и пэрэправэрэнным... Нэмци готовят грандиозное наступлэниэ уже в МАЕ. Готовы ли мы к его отраженыю?

Он снова посмотрел на генералов, и взгляд его обрел ту пронзительность, какая вспыхивала в его глазах, когда Сталин был в гневе или принимал окончательное и тяжелое решение.

— Сегодня все командующие фронтами получат изложение готовящегося наступления. Немцы готовятся нанести нам танковый и авиационный удар в районе Курского выступа. Будэт задэйство-вано новое тяжелое оружие, новые танки, самолеты. Сюда подтягиваются лучшие эсэсовские рэзэ-рвы. Командовать будут лучшиэ фэльдмаршалы Манштейн, Клугэ и... гэнэрал Модэл... Ми должны противопоставит этой силе свою... эще болээ страшную силу. И, главноэ... свое продуманное, умэлоэ сопротывлэныэ, свою оборону. С тэм, чьтобы, измотав нэмцев, пэрэйты в рэшительное, опрокидывающее наступление и, окружив, устроить им эще один более страшный Сталинград... Послэ чэго начать полное освобождэниэ нашей родины. У мэня — все!

Этим словами Сталин обычно завершал свои выступления.

* * *