Ирландские саги

— Плохо для твоей чести, о Лойг, — сказала ему Эмер, — что, имея дело с сидами, ты не достал от них средства для исцеления твоего господина. Позор уладам за то, что они не ищут способа помочь ему. Если бы Конхобар был ранен, или Фергус впал в сон, или Конал Победоносный получил увечье, — Кухулин быстро бы помог им!

И она запела:

Горе! Тяжкая боль меня охватилаИз-за любимого моего Кухулина,Сердце и кожа болят у меня,О если б могла я помочь ему!Горе! Сердце мое окровавленоСтраданием за бойца равнин,Что не может он нынче выйти, как встарь,

На собрание в праздник Самайн.Пригвожден он к своему ложуИз-за видения, что предстало ему.Гаснет голос мой, ослабел совсемОт страдания из-за мук его!Месяц, зиму, лето, целый год уже,В вечной дреме злой, без доброго сна,В тяжком молчаньи, слова ласки не слыша,Лежит, о Лойг, страдая, Кухулин мой!

Быстро собралась Эмер, пришла в Эмайн-Маху, вошла в дом Кухулина и села у его ложа.

— Позор тебе, — сказала она, — что лежишь ты больной из-за любви женщины. От долгого лежанья усиливается недуг твой.

Долго говорила она ему так, а потом запела:

О, восстань от сна, герой Улада!Восстань скорее, бодрый и крепкий!Вспомни великого короля Эмайн, —Не мила ему дремота твоя.Вспомни его могучие плечи,Рога в доме его, полные пивом!Вспомни колесницы, что мчатся по равнине,

Игра в шахматы  —  их геройский бег!Взгляни на силу его воинов,На его девушек, благородных и нежных,На его храбрых царственных вассалов,На величавых королей его!Взгляни: подступает уж время зимнее,Каждый час близит волшебство зимы.Взгляни на все, что творит она:Какой долгий холод! Как увяли все краски!Сон упорный несет хворь, нездоровье,

Долгое лежанье отнимает силу,Сон чрезмерный вреден, как сытому — пища,Он вестник смерти, ее брат родной.Стряхни же дрему, этот отдых пьяных,Отринь ее силой пламенной воли!Говорю я это из любви к тебе:О, восстань скорей, герой Улада!

Приподнялся Кухулин, провел рукой по лицу и стряхнул с себя слабость и оцепенение. Он поднялся совсем и пошел к камню, у которого было ему видение. Там снова явилась ему Либан и опять стала звать его в свою страну.

— Где же обитает Лабрайд? — спросил Кухулин.

— Не трудно сказать, — ответила Либан.

И она запела: