Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Его жена — двоюродная сестра Валентина Серова — Нина Яковлевна Симанович-Ефимова легко относилась к забавам мужа. В 1906 году она сообщала своим родным: «Я выхожу замуж за бога. Точнее, за полубога». Существует дружеский документ, удостоверяющий донжуанские рекорды Ефимова, который его жена (!) преподнесла ему на пятидесятилетие, собрав около ста любимых им женщин. Его творчества боялись не только красные, но и белые власти. До революции на Конаковском фаянсовом заводе дирекция распорядилась отливать скульптуру фаянсовой обнаженной бабы Ефимова ночью, чтобы не смущать мораль зевак. Эта скульптура называлась «Вода» и представляла собой фаянсовую женщину метровой высоты, получившую у рабочих, ее отливавших, прозвище «Баня». Про его керамические изваяния, выполненные в 1914 году, «Тамбовская баба» и «Тамбовская девка» знакомые скульптора говорили: «Надо их поставить на кургане, будут с поездов смотреть». Все, что Ефимов делал под заказ, находилось в рамках социалистической идеологии. Но все равно это было прославление возможностей человека, точнее, человеческого тела.

Прославление возможностей человеческого тела стало и лейтмотивом творчества молодого композитора Исаака Дунаевского.

Ни классицизм Михаила Глинки, ни романтизм Петра Чайковского Дунаевского более не занимали. В нем звучали иные мелодии. Первая жена Мария Павловна была безвозвратно забыта. Она могла лишь сожалеть о том, что в свое время бросила Исаака. Друзья приглашали его на разные музыкальные премьеры, знакомили с новыми людьми. Каждый гений считал своим долгом обрасти кружком поклонников, как дерево листьями.

Дунаевский проник в самое сердце пролетарского смеха. И попал под его обаяние. Никакая академия, никакой Синельников не дали бы ему всего того, что он почерпнул, общаясь с хохмачом Давидом Гутманом, выслушивая остроты Николая и Бориса Эрдманов, осматривая следы погромов, устроенных Есениным. И даже толкаясь на рынке, где по бедности покупал все не самое дорогое и не самое лучшее, во всем: в вещах и людях — от простого рабочего в синей блузе до изощренных поборников кубизма — он видел и слышал безупречное чувство меры, ясности, формы и мелодии. Возможно, никто острее Дунаевского не ощущал, насколько велико и необъятно музыкальное поле, поле новых мелодий. А где-то в стороне мужали его творческие соперники, например Матвей Блантер, который дружил с теми же хохмачами и пересмешниками — режиссерами и актерами.

В 1920-е годы в Москве повсюду рождались маленькие театры. Они вырастали как грибы после идеологических указов Каменева, Троцкого, Рыкова, Бухарина. Каждый из вождей мечтал иметь свою идеологическую обслугу. Каждый театр опирался на поддержку какого-нибудь влиятельного партийного лидера.

С режиссером Виктором Типотом Дунаевский познакомился в общежитии театров сада «Эрмитаж», где они оба жили. Впоследствии Типот стал автором двух самых знаменитых оперетт Дунаевского: «Вольный ветер» и «Сын клоуна». Его жена Надежда Германовна Блюменфельд была всем на свете: и рабочим, и художником, и театральным костюмером. В то время Типот занимался тем, что ставил различные фарсы из жизни средневековых дам, русских матрешек или французских маркиз.

Увидев Дунаевского первый раз, Наденька Блюменфельд приняла его за актера. Какая-то харизма чувствовалась в нем за версту. «Вы спиной к зрителю поворачиваетесь? — поинтересовалась она у застенчивого Исаака. — У меня тут лишняя тесьма имеется. Если не поворачиваетесь, я могу вам костюм затянуть сзади бечевкой, будет не видно, а то он на вас мешком сидит». Исаак смутился, он не знал, что у него немодный костюм. «Это наши хитрости, — объяснил Виктор Типот. — У нас постоянный дефицит на парчу или шелк для костюмов дворян. Моя Наденька шьет только переднюю часть из нужного материала, а заднюю надстраивает из мешковины. Зрители ничего не видят. А театру экономия. По нынешним временам очень „правильная“ выдумка. Вот только актерам к зрителям с этой выдумкой спиной нельзя поворачиваться, а то обман раскроется. Еще побьют».

В театре Типота все актеры уходили в кулисы, пятясь задом. В те годы зрители принимали это за формальные ухищрения. Никому и в голову не приходило, что основная причина формализма — нищета.

Также Исаак Дунаевский познакомился с Борисом Эрдманом — художником, рисовавшим смешные картинки, увлекавшимся боксом — братом «будущего Николая Эрдмана», который за свой знаменитый юмор в 1930-х годах получил десять лет ссылки. Конферансье Алексеев также позже получит десять лет ссылки, правда, за свою однолюбскую привязанность. Отправится в ссылку и драматург Владимир Масс. Многие из них умрут в лагерях, многие — в высотных домах на набережных. Но все это произойдет в будущем.