О его судьбе в кинословаре, вышедшем в 1970 году, эзоповым языком написана статья, которую можно расшифровывать, как головоломку:
«Оболенский Леонид Леонидович родился в 1902 году — советский актер, звукооператор, режиссер. В 1918–1925 годах режиссер киностудии „Межрабпом-Русь“, где снял фильмы: „Кирпичики“ (1925), „Эх, яблочко“, „Торговцы славой“ (1929). Был звукооператором и звукооформителем в фильмах „Окраина“ (1933), „Великий утешитель“ (1933), „Марионетки“ (1934)».
Далее стыдливая серая бумага начинает игру с догадливым читателем. Вплоть до 1945 года — профессиональный перерыв. Что делал и где находился Леонид Оболенский — догадаться нетрудно. Череда лагерей и игра со смертью в лице конвоира. Неверно понятое задание набрать хвороста за пределами лагеря — и можно получить пулю в спину. Его несколько раз сажали и отпускали. Он возвращался в Москву, недолго преподавал во ВГИКе на кафедре режиссуры у Сергея Эйзенштейна. После войны его окончательно выслали из Москвы.
Энциклопедия скромно повествует: «С 1945 года работал в театрах (Минусинск и др.)». На самом деле был столяром, маляром, красил сортиры под мрамор. Где эти богом забытые северные города? Только с 1952 года ему разрешили вернуться в большой город — Свердловск. Там он начал работать на местной киностудии.
О великая эпоха серой бумаги! Она может о стольком рассказать между строчек. Жизнь в сером, мысли в сером, царствуют серые люди. Даже красных не осталось — расстреляли, поубивали, выморили. Белых — прогнали. Зеленые — еще не родились. Черные — еще не понаехали. Кругом только серые люди и серые лозунги на стенах.
В начале 1920-х годов сестры Судейкины вели типично богемную жизнь. Зарабатывали на жизнь танцами в различных сатирических и несатирических обозрениях, работали с интересными хореографами в многочисленных театриках, размножившихся в Москве того времени, в частности, в театре «На площади», с которым сотрудничал и Исаак Дунаевский.
В легенде о встрече гения и музы всегда есть место потрясению, удивлению, которое потом цементом скрепляет двоих людей. К сожалению, дата встречи Исаака Дунаевского и Зинаиды Судейкиной точно не установлена. Начало их любви останется областью художественных догадок. Реконструировать ее можно на основе косвенных свидетельств и обмолвок. Для историй любви легенды подходят больше в силу своей достоверности. Это единственный случай, когда документальным фактом является преувеличение, ибо любовь без метафоры немыслима.
Никто не запечатлел первую встречу на фотографиях. Всё оставили потомкам на домысливание, фантазирование… Поэзия нуждается в горящих архивах. Когда нет документа, вся власть переходит к воображению.
Во время одного из дружеских застолий обаятельная Клава, характерная танцовщица, познакомила Исаака со своей сестрой. Это и можно считать началом романа.
Церемонное представление: «Зинаида Судейкина, танцовщица. Из Петербурга. А молодой человек — композитор. Для друзей — Дуня».
О чем может спрашивать красивая женщина интересного мужчину при первой встрече?
— Дуня? Это ваше прозвище? А как вас зовут по-настоящему?
— Исаак Дунаевский. Осипович, — добавил композитор.
— Если бы вы знали, Зина, — включился в разговор Оболенский, — сколько людей испытывает неуверенность из-за своей фамилии. А вот у нашего героя ее нет, потому что он — Дунаевский. Вы слышите в этой фамилии рокот волн? Я слышу.
— Вы слишком много острите, Леонид, — не удержался Исаак. Его несколько раздражал этот неистощимый на выдумку актер, который своими шутками мог оттолкнуть прекрасную девушку. Ее глаза лучились. Она была похожа на античную статуэтку.
На самом деле Зинаида Судейкина была невысокой, стройной женщиной, с очень породистым, выразительным лицом тургеневских героинь. Где мужчины встречают таких женщин? В курзалах, в опере, в снах… Сначала в снах, потом в лице собственной матери…
— Могу я не называть вас Дуней? — неожиданно спросила девушка.
Исаак уже давно перестал краснеть, когда женщины заговаривали с ним, но в этой ситуации кровь прилила к его щекам.
— Да, конечно. Можете меня звать Исаак. Не хотите ли пройтись? — предложил он.
Их задержал Хенкин.
— У тебя есть музыка для номера Зины? — поинтересовался он.
— У меня есть кое-что. Но это только наброски, причем не для сольного танца.
— Не для сольного? — переспросил Антимонов. — А для кого же? Для шоу герлс из гробницы Тутанхамона? Сделай сольный.
— Сольные представления не соберут публику, — ответил Дунаевский.
— Хорошо, а сколько людей, по-твоему, могут собрать публику?
— Дело не в количестве, просто надо иметь талант, и тогда хватит и одного человека.
— Ты заговариваешься, если думаешь, что эта девушка не имеет таланта.
Ни один композитор не может избежать соблазна не написать музыку для девушки, которая ему нравится. Найти для ее тела идеальное звуковое пространство — футляр для тела балерины.
Он видел, как в прекрасных глазах Зины Судейкиной отражался молодой человек красивой наружности. Это был Исаак Дунаевский.