Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Зинаида Судейкина танцевала в представлениях, которым Исаак аккомпанировал. Летняя мода той поры — укороченное платье с короткими рукавами. На всех фотографиях женщины выглядят ностальгически совершенно — ничего лишнего… Щемит сердце… Где сейчас встретить таких? Все ушло, время не останавливается.

Самый главный документ — свидетельство реальности людей той эпохи — фотографии, где сбившиеся в кучку люди счастливо улыбаются в аппарат. Весь мир состоит из света, тени и вспышки. Глаза не видят того, что творится вокруг, поэтому на снимках счастливые лица. Лишь чуткое ухо музыканта способно расслышать в праздничном шуме стоны…

Это особый вид зрелища — разглядывание старых фотографий. У Евгения Дунаевского они хранятся в красном портфеле, который похож на машину времени. В разных отделениях — разное время. Двадцатые, тридцатые и сороковые годы ХХ века. Время спрессованно. Различные эпохи плотно прижаты друг к другу. Фотографии — это кирпичики времени. Для каждой эпохи нужен разный строительный материал.

У каждой эпохи свои приметы. Шляпы, сапоги, косоворотки — немые свидетели лета. Летний мир стремится открыть тела мужчин и женщин. Но фотография безгрешна. Никогда не угадаешь, чье тело пропитано эросом, а чье высушено, что скрывается за пиджаком в районе груди — пистолет или пламенное сердце. Все часть одного великого целого — призрака коммунизма. Групповая «фотка» на память целомудренна и сурова.

Как только голова фотографа выныривает из-под черной накидки, сплоченная группка людей рассыпается… Артисты с шутками и прибаутками разбиваются на новые кучки. И сразу же врубается звук. Громко! Часть звуков застывает в мелодию, часть идет в утиль, на нужды города, на бытовой шум времени: повизгивание трамваев, пение стальных птиц, крики очарованных людей. Фотография продлевает судороги времени: люди застывают, сохраняя реликтовую ценность сиюсекундного настоящего. Время замерзает, превращаясь в сосульку. Даже человеческая память бессильна ее согреть и растопить. Уже спустя сутки подробности мгновения остаются тайной даже для непосредственных участников события.

На многих фотографиях той поры Дунаевский где-то с краю. Это странно при его задатках лидера. Объяснение напрашивается само собой. Он слышит музыку, доносящуюся с окраин империи. Музыка окраин — это музыка ойкумены. Возможно, она не всегда веселая. И хорошо слышна только композитору или летчику. Диссонирующий джаз кажется пением ангелов. Поют ли ангелы фальшиво? Вот в чем вопрос. А если в джазовую ткань вплетается музыка иудаистского местечка — музыка цадиков и ребе?

— Дуня, куда это ты направляешься? — окликает кто-то. Театральный мир славится своей фамильярностью. Актеры всегда разговаривают друг с другом, как будто вокруг только глухие люди. Все происходит в темпе allegro, переходящее в

allegretto. Они кричат, потому что им необходимо, чтобы о их переживаниях знали все окружающие. На второй или на третий вечер, возможно, в ресторане, возможно, во время прогулки выясняется, что два молодых человека встретились не просто так. Возможно, это судьба. У Исаака и Зины общая формула начала жизни. Как у плюса и минуса. Во-первых, Зина родом из-под Харькова. Во-вторых, она рано стала самостоятельной.

Годы ученичества, оторванности от дома. Училась в Питере, была вынуждена содержать себя сама. Потом выяснился факт вообще эзотерический — зеркальная схожесть их семей. У Исаака семья — пять братьев и одна сестра, а у Зины — пять сестер и один брат.

С отцами — все по-другому. Отец Зинаиды — Сергей Судейкин. В его роду царские генералы. Доказательство сановных предков — на его лице. В семейном архиве хранится карточка скульптуры, вылепленной с деда Евгения Исааковича. Римский патриций николаевской эпохи. Тонкий нос, вытянутая породистая форма черепа.

С присущей ему любознательностью Исаак узнает о Зине много интересного. И еще раз дивится случайным совпадениям.

Родилась Зинаида в 1902 году в Харьковской губернии в деревне Андреевка Змеевского уезда. Отец дворянин, служащий, мать домашняя хозяйка. В 1910 году из-за «стесненного материального положения», как напишет потом она в коммунистической анкете, которая бережно хранится Евгением Исааковичем, взята сестрой матери на воспитание в Петроград. Там она учится в гимназии два года. Затем поступает в театральное училище по классу хореографии. Старается изо всех сил, учится хорошо, как и Исаак, круглая пятерочница.

Усилия не пропадают даром. Буквально через год ее зачисляют на полный пансион «ввиду особой одаренности». Теперь тетя за нее не платит. И девочка, и все родственники чувствуют себя гораздо спокойнее. Потом революция, Гражданская война… Тем не менее жизнь по инерции катится вперед. В 1918 году Зинаида переходит во второй класс хореографического училища. А затем крах.