Так начался самый роковой роман для Моцарта из Лохвицы. Когда он шел вместе с Зиной, возвращаясь после представления, на них смотрел весь мир. Окна были закрыты, но люди не спали и слышали, как подошвы Дунаевского топчут траву, чтобы завтра этот шелест появился в музыке. В музыке остается всё. Первое прикосновение. Первое пожатие тонких пальчиков.
Знаете ли вы, что каждый палец означает свою ноту? Об этом ему рассказал его любимый педагог Иосиф Ахрон. Истина была алхимической. Эти соответствия изложены Фабром д’Оливе — французским оккультистом. Нота ми — символизировала Солнце, фа — Меркурий, соль — Венеру, ля — Луну, си — Сатурн, до — Юпитер, ре — Марс. Гениальное объяснение связи между музыкантом и космосом. Когда Дунаевский играл, большой палец правой руки обычно отвечал за три первые ноты от до до ми, мизинец отвечал за третью и четвертую октавы.
Все сказки кончаются одинаково: «И жили они долго и счастливо». Сказочный герой, в данном случае Дунаевский, движимый неясным чувством своего высшего предназначения, отправляется в дальний опасный путь, читай: на гастроли. Истинной целью его путешествия является не зарабатывание денег, что всегда есть причина уважительная и расхожая, а большая любовь и обретение короны «короля песен». Но этот красивый сюжет мифа о советском Моцарте разбивается о несуществующие детали. Подробности ухаживания Исаака за Зинаидой неизвестны. Вероятно, они протекали, как у всякого молодого человека, да еще помноженные на индивидуальную восторженность и романтичность Исааковой натуры.
Зина загадочно улыбалась и качала головой, как это делали в отцовском доме в Андреевке. Влево-вправо. Всё. Мир замирал, как может замереть маленький мальчик, перед тем как впервые нырнуть в воду. Дунаевский плавать не умел. Если бы он нырнул, то не выплыл.
Самым надежным источником информации о Зинаиде Сергеевне Судейкиной являются воспоминания ее сына, замечательного художника Евгения Исааковича Дунаевского.
Зинаида Сергеевна профессионально занималась классическим танцем. И если бы не разруха, сумасшедшее время, помноженное на Гражданскую войну, она, возможно, стала бы великой балериной или, выражаясь современным языком, «звездой». Во всяком случае, Евгений Исаакович в этом уверен.
В балете мыслишь линиями. Разум и чувства заменяют равновесие и ритм. Аттитюд — это способ сделать карьеру, а не положение тела в пространстве. Точно так же, как и 32 фуэте — дело архиважное. Это не заумная философия — это приоритет ценностей балетной актрисы. Зинаида Сергеевна разделяла эти ценности. Но ее карьеру погубило неустроенное время. «Черные дыры» революции поглощают карьеры индивидуумов. В начале 1920-х годов большой балет был никому не нужен. Профессия балерины воспринималась ненадежной, как поручительство банкрота.
Только успехи других давали надежду на свой собственный успех. Это была нормальная философия «дружеского локтя». Тот, кто достиг больше, чем ты, давал надежду отстающему достичь того же. В театральном училище юная Зинаида Судейкина училась вместе с Джорджем Баланчивадзе, тем самым, который позже укоротит фамилию и станет легендарным Баланчиным.
Евгений Исаакович Дунаевский вспоминал: «Когда началась разруха, Баланчин предложил Зинаиде Сергеевне уехать вместе с ним в Европу. Говорил: „Зина, поехали, что тебе здесь делать?“». Зинаида Судейкина не могла себе это представить. Как и ее будущий муж. Она осталась в России, сначала вернулась домой в Харьков, а потом как балерина и танцовщица изъездила многие южные города, зарабатывая на жизнь. Зинаида Судейкина взяла себе творческий псевдоним Михайлова.
Курьезы с именами преследовали ее всю жизнь. Отца звали Сергей, а отчима — Александр. По паспорту она была Александровной, а в жизни ее звали Зинаидой Сергеевной.
Ближе они познакомились на летних гастролях в 1924 году. Местом продолжения романа нужно считать некий южный город. Может быть, Ростов-на-Дону, может быть, Симферополь. И на тот и на другой город указывает достаточное количество источников. Евгений Исаакович называет Ростов. В этом городе Зинаида Сергеевна преподавала, в Симферополе гастролировала.
Ростов-на-Дону в середине 1920-х годов был столицей нового, советского юмора. Как это ни удивительно, не Одесса, нет. В Ростове понимали всякий юмор — и для «бывших», и для «новых». В те годы в любом театре в большом количестве сидели люди в униформе. Во время перемен военная форма — наиболее успокаивающая. Чуть что, схватился за наган — и инцидент исчерпан. Начисто! Кстати, военные были благодарными зрителями.
После концертов артисты отправлялись в ресторан. Одним из наиболее постоянных спутников Исаака Осиповича в то время был Сергей Каминка, режиссер, брат Эммануила Каминки. Небольшого роста, с очень обаятельным лицом, которое украшала национальная запятая вместо носа.
К летним друзьям относились все те, кто потом будет служить с ним в Театре сатиры… Поль, Хенкин, Антимонов. Зубоскалы, остроумцы, донжуаны, рыцари, пьяницы…