Исчезая с рассветом

– Почему они не присоединятся к нам? – Бард махнул рукой в сторону одинокого вагончика. – Все время держатся в стороне, они и давеча даже не приблизились к нашей таверне.

– Все просто, – наемник ловким движением отправил очередную порцию ягод себе в рот. – Нет денег – нет охраны. Мой коллектив не работает забесплатно.

– Глупость какая, – нахмурился Бард. – Они же путешествуют рядом с нами.

– Все так, –согласился Ханси. – Но держатся они всегда в самом хвосте. Заметил?

– Допустим.

– И у нас есть взаимное понимание касаемо характера нашего соседства – случись что непредвиденное, каждый будет сам за себя.

– Но там же одна женщина и старый слуга! –возмутился Бард, позабыв от негодования на мгновение о пронзительно неуютном впечатлении от Руфуса.

– Они не оплачивали наши услуги, – пожал плечами Ханси. – Не вижу смысла это обсуждать.

– И тебе даже не любопытно, кто они такие?

– Ничуть, покуда они держатся поодаль.

– Страшный ты человек, – Бард покачал головой.

– Профессиональный, – поправил его Ханси. – Чужие секреты мне ни к чему.

Бард едва подавил желание в очередной раз проверить содержимое сумки. Эти многозначительные намеки начинали ему надоедать.

Что-то, слегка задев Барда за плечо, прошелестело мимо. Руфус, легок на помине, поспешил прочь от основного лагеря, держа в руках небольшой сверток.

– У них едва хватает денег на еду… – подумал Бард вслух.

Взгляд, которым наградил его Ханси, было очень сложно истолковать в сгущающихся сумерках.

– Скажи мне, менестрель, – вздохнул он. – Ужели тебе не хватает собственных сложностей?

***

Тем вечером Бард играл без вдохновения, но наемников это едва ли волновало. Похоже, что среди купцов также не нашлось обладателей чуткого слуха – по крайней мере, вся честная компания всячески подбадривала менестреля громкими хлопками почти что в такт и добродушно-громогласными выкриками между песнями.

Как знать, быть может, он и вправду был не так уж и плох даже в свою самую неудачную ночь?

Бард постарался избежать излишне сентиментальных композиций, отдавая предпочтение простоватым мелодиям, понятным каждому. Путешествия, сказания о подвигах и застольях, несколько быстрых жиг для того, чтобы голос отдохнул. И никаких северных баллад.

Ее вагон был так далеко. Неужели звуки музыки доносились до него? Или же она была здесь, где-то неподалеку? Смущенно скрывалась за спинами ничего не подозревающих путешественников, кутаясь в плащ и пряча лицо в капюшоне.

Кто же она? Куда держала путь? От кого бежала?

Лениво перебирая струны, он искал взглядом ее силуэт. Один раз ему даже почудилось, что она мелькнула где-то за полукружием огней, темная фигура в ореоле пляшущих искорок, но видение исчезло так же стремительно, как появилось.

Кое-как пережив этот вечер, Бард обессиленно рухнул на заготовленное для него спальное место в повозке и тут же заснул, прижимая к груди сумку.

За ночь резко похолодало, и утро встретило его опахалом абсурдных весенних снежинок.

Белые точки мягко планировали на молодую траву и таяли на стебельках, на лицах, одеждах и волосах; они растворялись в земле и превращались в ничто.

День растянулся в бесконечность, и холм, приютивший их накануне, еще не скоро пропал за горизонтом. Днем кто-то увидел змею – первую гадюку за все время их путешествия, – после чего и без того хмурое настроение каравана окончательно помрачнело.

Как ни странно, сбившийся темп сыграл им на руку, и вечером путешественники набрели на одну из расчищенных стоянок. Приготовления к привалу на сей раз не отняли много времени.

Бард постарался развеять царящее уныние у костра за ужином, но веселые песни прозвучали немного неуместно среди запустения одинокого поля. Нужно было сыграть что-то необычное. Что-то воодушевляющее, и в то же время не приторно сладкое. Что-то, что пропело бы в унисон с тоской, поселившейся в сердцах путешественников.

Менестрель размышлял над этим нелегким выбором, когда череду его мыслей прервал глубокий бас одного из купцов.

– Что скажешь, менестрель?

Бард разыскал говорившего глазами. Это было проще простого – все взгляды сразу обращались к грузной фигуре торговца специями Тиллиана, стоило ему только открыть рот. Одно его присутствие притягивало внимание. Гневно-черная борода с проседью, маленькие проницательные глаза, сиявшие под массивным лбом и неизменной меховой шапкой – не нужно было проявлять чудеса сообразительности, чтобы догадаться, от кого исходили все самые важные решения.

Вот и сейчас Тиллиан сделал то, что он умел и любил делать больше всего. Он взял ответственность на себя.

– Простите, – виновато улыбнулся. Бард. – Я не расслышал вас.

Тиллиан не любил повторяться.

Он восседал ровно напротив менестреля в окружении собратьев по купеческому делу, как король со своей свитой. Более царственной особы в ту секунду в мире было не сыскать. Не стоило удивляться тому, что господин Тиллиан не терпел промедления.

– Я спросил тебя, менестрель, – медленно сказал купец, и всему каравану тут же стало понятно, что он оказал музыканту великую честь. – Я спросил, не сыграть ли тебе северную балладу?

Бард опешил.