Искатель, 2019 №5

Вместивший, подобно большинству андроидов, многовековое классическое образование, куда относятся и французские романы, я почти заново отстроенным Парижем разочаровался. К счастью, Лувр не пострадал. Бродя с Ильёй и Джи по залам, где ахая, где равнодушно, мы замерли перед портретом Джоконды. Сидящая за пуленепробиваемым стеклом женщина, растиражированная репродукциями, кичем и поп-артом, не принадлежала искусству, иными словами, оказалась абсолютно живой. Кто её туда заточил? Леонардо? За что? Ну конечно, это же незакрытый портал! Леонардо был пришелец и оставил доказательство, которое не может быть уничтожено временем. Поэтому она так спокойно смотрит и так загадочно улыбается. Не ожидая столкнуться ни с чем подобным, не находя увиденному другого рационального объяснения, мы, влекомые бездной её глаз и чарами её улыбки, покидали зал пятясь, задом наперёд.

В Москве Илья отправил впечатления от встречи с «Моной Лизой» на задворки памяти и продолжил движение по жизни. Не то Джи, усмотревшая в портрете знак. Фантом «Моны Лизы» магнитом затянул её в сеть, где она сомнамбулой бродила по музейным залам, вглядывалась в нимф старых мастеров и ждала, когда красавицы оживут и сойдут с экрана в квартиру. До того дошла, Илья говорил, что приобрела с рук у какого-то барыги за бешеные деньги некачественную голограмму, установила на письменном столе рядом с компом, назвала Лизой и стала поклоняться как священному изваянию.

Ох уж мне эти девчонки. Хвала универсуму, я все одиннадцать раз опекал мальчишек. С ними легче, прямолинейны, как стрелы Робина Гуда, героя английских былин. Для них важно, чтобы пацан сказал — пацан сделал, а девчонки только тем и занимаются, что расшатывают пацанскую стабильность. Взять хоть Джи.

Зато недолгое время, что я её наблюдал, она внешними проявлениями мало чем отличалась от чик и бебешек, виденных ранее. И речь такая же — птичья. И голосок такой же — тоненький. И фразы — чивк, чивк, — будто в голове заводной ключик поворачивается:

— Лот, хочу спросить вопрос. У тебя мечта есть?

— Мечта? Да, я хочу…

— Прикинь, я хочу после школы окончить паликмахерские курсы.

— Парикмахерские. Это от немецкого…

— Я и говорю. Буду вторая Видал Сассун. В курсе, кто это? Великий парик… мастер прошлого. На всех конкурсах главные награды занимал. У него слава на стрижке жиждилась.

— Зиждилась.

— Чего? Короче, наколбасю… шу… денег, куплю салон с большим клиентовым потоком…

— Клиентским.

— Лот, ты специально меня троллишь? Западло просто послушать? Без взаимного унижения?

— Ты меня никак не унижаешь, Джи. Просто слова смешно коверкаешь, а я…

— А ты снобист.

Дура. Вцепилась в Илью. А он всего-навсего школьную дверь перед ней придержал да помог подняться, когда она оступилась. Сидит на мокром асфальте, колготки порвала, коленку разбила, носом хлюпает. Рыцарский поступок партнёра меня с ней и свёл.

Партнёр, если после уроков не намечалось спортзала или какой иной тусни, был не против, чтобы кибер его иногда встречал. Мы неспешно передвигались в направлении кампуса, болтали, прикалывались; он, когда считал нужным, делился пережитым. Советы спрашивал редко, я не лез. Помощь человеку в беде заложена в программу роботов, поэтому я не мог остаться равнодушным к чумазой девице на мокром асфальте. Вместе подняли, успокоили, вызвали кар. Девица, когда перепачканное жёлтенькое пальтецо одёрнула, оказалась похожа на стародавнюю американскую киноактрису Одри Хепбёрн. Миленькая канареечка. Одета стильно, по моде тех лет. К машине идём, она о руку Ильи оперлась, хромает, меня накрыло непонятной волной. Неужели ревность? У кибера? Уймись, Декарт, смотри прагматично.