Первой в штаб корпуса прибыла батарея, командиру которой начальник штаба, полковник Бредов{129}
, сказал: «Юшуньские позиции сданы; наши части контратакуют; на участке 2-го корпуса противник занял Чонгарский мост и продвигается к югу; все наши атаки успеха не имели; готовится новая; батарее немедленно идти к селу Осман — Букеш в распоряжение командира Самурского полка». Подошел к штабу 3-й полк, и от полковника Бредова подполковник Сагайдачный получил ту же ориентировку и приказал идти в хутор Копань, в 8 верстах к северу, войти в связь со штабом 6-й пехотной дивизии и от него получить приказания.Темная ночь. Моросил мелкий дождь. Батарея прибыла к штабу Самурского полка и стала на позицию. 3-й полк в хуторе Копань. В хуторе не нашел никого. Высланы разъезды для установления связи. Проходят часы, связи нет. Случайно в хутор приезжает офицер 6-й дивизии: у него нет распоряжений для передачи полку, но ему известно, что 6-й дивизии приказано ночью начать отход к Джанкою. От себя он советует полку не задерживаться ни на минуту и отходить. Подполковник Сагайдачный ведет свой полк обратно в Дюрмен. В селе уже нет штаба 2-го корпуса; находившиеся здесь мелкие части подтверждают приказ об отходе. Случайная встреча со своей батареей. Она получила приказание идти к Джанкою. Бесцельно проходив за минувший день и ночь до 30 верст, перед рассветом полк с батареей вернулись в Джанкой.
Высланный раньше в штаб корпуса адъютант полка вручил приказ: «Командующему 3-м Марковским полком, подполковнику Сагайдачному, вступить в командование бригадой Марковской дивизии. Бригаде выставить на север и запад от Джанкоя охранение и ждать дальнейших письменных приказаний». Первое чувство — радость: оба полка вместе.
1-й полк, оказывается, выгрузился, не доезжая Джанкоя, на станции Калай и вечером минувшего дня пришел сюда. В пути ему встречались набитые людьми поезда, пешие и конные группы и даже целые части казаков. Картина полного поражения и стремительного отступления. Отходившие кричали: «Ура марковцам!» — и говорили: «Идем грузиться на пароходы». А марковцы шли на фронт…
В Джанкое полк получил от генерала Кутепова приказание поддерживать порядок на станции. Всю ночь шла эвакуация по двум направлениям — на Симферополь и на Керчь; всю ночь ходили патрули, разгоняя людей в военной форме уже без погон, частично вооруженных, возбужденных, кричащих, в иных местах слушавших какие-то зажигательные речи.
30 октября, вызвав к себе старших начальников полков и командиров батарей, подполковник Сагайдачный объявил задачу и указал участки полкам, приказав немедленно их занять. На вопрос об отступлении и эвакуации ответил, что никаких распоряжений об этом он не получил, хотя он и решительно все знали со слов чинов других частей о приказах об оставлении Крыма, о посадке на суда тех, кто не желает оставаться на милость красных.
И вот, несмотря на удручающую обстановку, Марковские полки в полном порядке выступали занять свои участки: 1-й в северном от Джанкоя направлении — на Чонгар, 3-й в западном — Перекопском. Светало. С севера проезжали подводы с чинами разных частей, лошади с ездоками на них, пулеметные двуколки с пулеметами; быстрым маршем шли мелкие части; в порядке прошел отряд в 300–400 штыков — остатки Самурского и Смоленского{130}
полков, под командой полковника Новикова{131}; полным ходом проехали два бронеавтомобиля. И никто не остановился, никто не сказал марковцам ни слова. Прошли все, но противника за ними видно не было.Иная картина на западе. Там, верстах в десяти, шел бой и доносилась пулеметная и ружейная стрельба; был там и бронепоезд, видны были отходившие жидкие лавы, а за ними наступающие туевые. Все пространство от линии боя до Джанкоя было покрыто группами всадников, подводами. И все это двигалось к юго-востоку в обход Джанкоя. Туда же передвигался и бой. А марковцы — 800 штыков с 8 орудиями, с тремя десятками пулеметов — стояли. «Часов в 10 утра мимо нас прошел бронепоезд в направлении Симферополя. При виде отходящего бронепоезда у меня екнуло сердце… Почему он уходит, а не остается в прикрытии?» — записал один.
Марковцы оставлены прикрывать всех, даже бронеавтомобили, кавалерию и бронепоезда. Что-то зловещее творилось у них сзади на станции, оставленной составами, с валяющимися на путях авиационными бомбами, сотнями блуждающих людей. Невольно каждый думал о своей судьбе. Бывало, некоторое утешение давали всегда бывшие при частях подводы, а теперь не было и их. «На меня были обращены все взоры моих офицеров, в которых читал желание присоединиться к отходящим частям. Я же, в ожидании обещанного распоряжения, продолжал находиться на станции», — записал подполковник Сагайдачный.