Первая атака со станции отбита Гвардейским батальоном и 3-м полком. Но путь на юг пересекается новыми лавами. Отряд вынужден отходить к востоку. Его охватывают с обоих флангов. Гвардейский батальон не выдержал одновременной атаки с запада и юга. Марковские полки сжимаются. Их со станции на голом поле начинают громить батареи красных. Лавы атакуют, местами врываются в тесные цепи. Батареи вынуждены менять позиции. Одну из них накрывают снаряды, и она оставляет орудие, застрявшее в топкой низине. На поле перемешались всадники, марковцы… Пулеметы и орудия бьют и по красным и по своим. Остается небольшой проход на возвышенность, к которой спешат батареи, пулеметы, группы. С возвышенности батареи расстреливают свои последние снаряды; пулеметы не позволяют лавам замкнуть круг. Бросаются орудия. Уже темнеет. Ночь скрывает спешивших оторваться от противника.
Свидетельства о бое. «Красная кавалерия несколькими лавами несколько раз неслась в атаку на наш полк (1-й). Ее отбили. А в это время мы видели, что красные охватывают полк справа, видели, что охватывается и левый фланг 3-го полка. Некоторые из нас кричали: „Кавалерия справа!“, „Кавалерия слева!“. Порядок стал нарушаться, стали отбегать без команды. Красные атакуют и врываются в наши ряды. Отбивались уже небольшими группами. По нас и красным стреляли и наши пулеметы, и наши батареи. Так все перемешалось. Выхода не было… стали срывать с себя погоны, сдаваться».
А вот другое, попавшего в плен капитан Дудкина: «Перейдя железную дорогу, наш батальон сразу же перестроился в боевой порядок поротно, с пулеметами на флангах. Трудно было разобраться, что делалось в голове колонны, так как было далеко. Были видны только разрывы шрапнелей и слышен беглый огонь артиллерии. Развернувшиеся лавы красной конницы повели атаку на наш батальон с запада и юго-запада, отрезая его от других частей. Батальон остановился. Подпустив конницу на 200 шагов, он залпами и изо всех пулеметов открыл огонь. Кони сбитых кавалеристов не носились по полю, а оставались на месте или медленно отходили назад. Атака была отбита, но слева из-за бугра показалась конная масса, которая двигалась на нас грозной тучей. Подпустив ее на близкое расстояние, роты открыли огонь. Середина ее замялась и как бы повернулась налево и направо, обтекая батальон. В это время справа появились лавы свежих красных конных частей. Несмотря на наш огонь, неся большие потери, красные врезались в батальон и началась рубка… Картина была жуткая. Залпы прекратились, но еще раздавались одиночные выстрелы: это марковцы в упор расстреливали конников. Спасения не было. Весь батальон погиб там с командирами рот. Никто не сдался. Все было повалено в последнем бою».
В 18 часов 30 октября окончился бой, последний бой частей Русской Армии — двух полков марковцев и батальона гвардейцев. Ровно три года без месяца назад первые Добровольческие части, ставшие впоследствии Марковскими, начали бой у Ростова, и теперь они их закончили. Начали успешно, закончили… по всем внешним признакам — поражением.
К ряду крупных неудач за три года у марковцев прибавилась еще одна. Но должна же быть отдана им справедливость в оценке. Отбросив обстановку, малочисленность, моральное состояние вообще в этот день, в частности, в часы отхода от Джанкоя, когда марковцы прикрывали даже отход бронеавтомобилям и бронепоезду, следует помнить о грозном приказе красного командования: «Самое энергичное преследование, ни в коем случае не допуская его [противника] посадки на суда». Конница красных выполняла этот приказ с полной энергией, огромным порывом и огромным фронтом от Курмана до Джанкоя в трехчасовом бою.
С другой стороны, генерал Врангель в своем приказе обещал: «Армия прикроет посадку». На главном направлении эта тягчайшая задача выпала на долю Марковской бригады и Гвардейского батальона, и они помешали стремительному преследованию: красная кавалерия была вынуждена остановить прямое движение на Симферополь, стянуть свои части к станции Курман-Кемельчи, вступить в бой, нести потери.
Но что сталось с марковцами в этом бою? Часть их погибла под ударами шашек, другие выбрались, но были и те, для которых ад боя продолжался — это попавшие в плен.
— Где офицеры? — кричали красные, мечась среди нас. Кого-то рубили. Зарубили одного солдата, который не указал офицеров.
— Строиться! Бегом!
Мы быстро сжались толпой и почти бежали в направлении на Джанкой. Нас собралось до 150 человек. Кавалеристы осыпали нас бранью, размахивали над нашими головами саблями. В нашей группе я заметил человек 6–7 офицеров, но наши солдаты, бывшие красноармейцы, не выдали никого из нас, а внешностью мы ведь ничем не отличались от солдат. Я видел другие группы наших пленных меньшей численности, которых гнали на станцию Курман.