Читаем Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма полностью

Нас пригнали в Джанкой. Там опять блистали шашки над нашими головами и неслись крики: «Даешь офицеров», но и здесь никто не был выдан. Наконец нас оставили более или менее в покое, но мы все же ждали печальной участи. Целый день и ночь мы пробыли под открытым небом совершенно голодными. Красные всячески издевались над нами. Наша группа увеличилась, может быть, до 400–500 человек, но не марковцами. Время от времени из нашей среды кого-то куда-то уводили. Слышались одиночные выстрелы… На следующий день нас погнали на север. Прошли Чонгарский полуостров и вышли в Северную Таврию. Разместили в каком-то селе, где мы простояли немало дней. Что сталось с теми из наших, которых из боя угнали на станцию Курман-Кемельчи, не знаю.

Отношение к нам красноармейцев было двоякое.

— Кончили войну! Ну, теперь и мы, и вы — все по домам, — говорили доброжелательно одни. Другие со злобой и руганью набрасывались на нас и заявляли, что всех нас следовало бы порубить, как порубили всех в Крыму.

Потом нас распустили по домам. Я, конечно, к себе не вернулся и стал пробиваться работой у крестьян. Они были рады окончанию войны и думали, что теперь, наконец, наступит нормальная, спокойная жизнь. О коммунизме не говорили ни слова, будто его не существует.

Через несколько месяцев я стал продвигаться к западу, к румынской границе, опять же на месяца задерживаясь и работая у крестьян. Наконец перешел границу и устроился в Румынии.

Из Румынии этот офицер и писал во Францию, а затем и переехал туда. В судьбе этого офицера-марковца ясно видны темные пятна: сдирание погон, сдача в плен… Но можно ли в него «бросить камень»? Можно ли его поступки считать оскорблением чести офицера и имени «марковцы»? Он не предатель, не изменник. Рядовые солдаты в большинстве сдались в этом бою. Но не покрывает ли все отрицательные поступки уже одно то, что они, попав в плен, не выдали ни одного из своих офицеров. Они не были предателями. Они тоже не запятнали чести марковца. Но может быть, запятнал честь тот, кто с обрывками черных погон на плечах, изголодавшийся, просил у красного кусок хлеба?

Отход к портам

В трагические для армии дни Марковская дивизия оказалась разбросанной по всем участкам фронта: 1-я батарея — на Арабатской Стрелке; 1-й и 3-й полки — на центральном участке; 2-й с Инженерной ротой, Конным дивизионом и штабом дивизии — на левом, Юшуньском; пулеметная команда и конные сотни 1-го полка — в пути со станции Владиславовка на станцию Джанкой; запасной полк — у Евпатории; часть батарей на базах у станции Курман-Кемельчи. Приказ об отступлении к портам не всеми частями был получен своевременно. Место погрузки дивизии — Севастополь, но разбросанность ее частей не позволила всем идти туда.

* * *

2-й полк быстрым маршем отступал: он еще не получил приказа о погрузке на пароходы. В ночь на 30 октября, связавшись со штабом генерала Кутепова, ему приказ: идти к станции Сарабузы и там сдерживать противника. Но вскоре другой — идти на Северную сторону Севастопольской бухты для погрузки и добавлялось об отпуске пожелавших остаться. Только с получением этого приказа приходится считать, что 2-й полк закончил свои бои. Ушло из полка человек двадцать, одни со слезами и объятиями, другие — молча. Сбросив в пруд орудия, батареи и полк тронулись к Севастополю.

Едва не был забыт запасный полк: он получил приказание идти в Севастополь в ночь на 30-е. Днем он видел впереди к востоку двигающиеся в южном направлении колонны кавалерии, по всем признакам красной. Полк рискует и сворачивает в Евпаторию, куда приходит вечером. Поздно узнали об отходе на погрузку и батареи, стоявшие в колониях к западу от станции Курман-Кемельчи.

В ночь на 31 октября остатки 1-го и 3-го полков и батарея остановились на 2–3 часа на отдых в татарской деревушке. Здесь только и был объявлен приказ. Пожелало остаться два-три десятка человек. Остальные, разместившись кое-как на пулеметных двуколках, зарядных ящиках, верхом, тронулись дальше. На линии станции Сарабузы их встретил небольшой отряд новеньких полуброневичков, который и прикрыл их дальнейший отход.

Части 1-го полка, шедшие походным порядком от Владиславович на Джанкой, пройдя половину пути, стали встречать не только отходившие обозы, но и целые войсковые части. От генерала Фостикова капитан Месняев, ведший эти части, узнал об эвакуации и что марковцы должны грузиться в Севастополе. Ввиду дальности расстояния до этого порта, он решил идти или в Феодосию, или в Керчь. 1-я батарея вместе с донцами, которым она была придана, направилась в Керчь. Железнодорожная рота в Феодосию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее