Искривление

Если мать скучает по своим детям, когда они покидают ее, каким же тогда он должен был чувствовать себя одиноким – тот, кто был отцом и матерью Дэвиду, не только в его воспитании и образовании, но и в его фактическом создании.

Двадцать четыре года назад, будучи сорока семи лет от роду, он занимался химическими и хирургическими исследованиями для Института Данна в Нью-Йорке, получая жалкое жалованье в обмен на свои открытия, которые приписывались ему как бы между прочим, будто он был машиной, патент на которую принадлежал Институту, и его открытия служили только лишним примером удивительной эффективности института.

Свое открытие синтетического белка он передал институту; секрет искусственной протоплазмы он сохранил для себя, и в течение четырнадцати лет он дням работал в лаборатории, которая наняла его, а долгие ночные часы тратил на создание жизни.

ЭТО СЛУЧИЛОСЬ зимней ночью, холодной и темной снаружи, но теплой и светлой в лаборатории; и даже когда лампы над другими столами выключались, по мере того, как люди покидали свои рабочие места, света его семиламповой люстры, подвешенной над лабораторным столом таким образом, чтобы исключить какую-либо тень, независимо от положения его рук и головы, было достаточно, чтобы освещать комнату, насколько это его удовлетворяло.

Когда он поднял глаза, чтобы пожелать доброй ночи последнему уходившему коллеге, то увидел пустой дальний угол огромного помещения, скрытый в тени рядов столов с цинковыми крышками.

Пока он был не один, он занимался открытым разрезом в брюшной полости анестезированной морской свинки, пытаясь прижечь концы нескольких капилляров первой электрической иглой, из тех, что следовало испытать перед общим хирургическим использованием. И в течение некоторого времени, даже после того, как все ушли, бережливая натура истинного ученого заставляла его продолжать работу над морской свинкой, чтобы животное не пропало даром, хотя все мысли занимала более важная для него задача.

Кровь, наконец, перестала течь, все капилляры закрыты, хотя была сожжена и большая часть плоти, но это не имело значения, поскольку до операции на человеке изобретение будет довольно скоро усовершенствовано. Он увеличил поток хлороформа, животное на столе тяжело вздохнуло и дернулось, прежде чем застыть неподвижно.

Теперь он обнаружил, что его руки дрожат. Не было способа привести его нервы в порядок. Он вышел в холодильную камеру, бросив маленький трупик морской свинки в отсек для отходов. На мясницких крюках висели мертвые тела – куски безжизненного мяса. Не глядя, он прошел мимо них, и в белом, мертвенном свете слабой лампы нервно зашаркал к запертому отделению. Его неуклюжие руки нащупали ключ и замок; он вытащил цилиндр – шесть с половиной футов длиной, три фута шириной и два фута высотой – подвешенный на подшипниках.

Идеально сформированное тело, лежавшее в ледяном цилиндре, он бережно вытащил и, осторожно подставив под него плечо, перенес из холодильной камеры к своему лабораторному столу. Ему пришлось вернуться, чтобы выключить свет.

Долгое мгновение он смотрел на свое творение, воплощение физического совершенства, и, как он верил, умственного тоже: он мог заставить его жить и думать. Но даже если его творение откажется встать, дышать и ходить по земле, все равно оно было самым совершенным человеком, заставляющим восхищаться своей великолепной красотой, хотя бы даже и пришлось бы начать все сначала.

Он мысленно вернулся к истокам своей мечты. Из безупречного порядка шагов до завершения оставался только один.

Искусственный белок – он его создал и отдал институту, чтобы с ним поступали как им заблагорассудится. Само по себе открытие не имело коммерческой ценности. Он знал это, поскольку природный белок, имеющийся в любой плоти, был гораздо дешевле и полезнее.

Но протоплазма – это главным образом белок; другие составляющие давно синтезированы; только производство искусственного белка затрудняло лабораторный синтез протоплазмы.

Он работал над этой идеей.

К счастью, институт не требовал никаких записей; это были исследователи чистой науки, работающие в строго практичных целях. Завершение коммерческого изобретения было всем, что они требовали. Так что доктор Эрл мог работать в тайне.

Сначала он создал протоплазму – крошечный белый сгусток инертного материала – и послал в нее минутный заряд электричества. Клетка резко сжалась, и расширилась только тогда, когда он снова разомкнул цепь. Но она оставалась неподвижной.

Он осторожно увеличил заряд на почти незаметную долю миллиампера и, затаив дыхание, наблюдал результат под микроскопом.

Клетка сжалась в том же сильном спазме, что и раньше, но когда он разомкнул цепь, она не сразу вернулась к своей прежней форме. Затем она слабо шевельнулась.