Искривление

Нет, это не так. Он был человеком, и любой человек на его месте поступил бы точно так же. Ни один не смог бы устоять перед дурманящей возможностью стать диктатором мира – с властью распоряжаться жизнями и смертями полутора миллиардов человек.

Он встал, пошатываясь, и попытался пройтись по комнате. Усталые ноги не держали его.

Ему хотелось плакать…

Он не создал ни сверхчеловека, ни Бога. Вместо этого существо, которому он дал жизнь, оказалось аномально разумным человеком с обычными людскими инстинктами и реакциями.

Человек! Не больше, чем любой человек!

И все его оправдания этого в высшей степени прекрасного создания, которому он дал дыхание, жизнь и мозг, были именно оправданием. Но этот человек в них не нуждался, он действовал так, как от него можно было ожидать.

В этом был перст божий – в сверхчеловеческом интеллекте, которым он наделил его: вот что сотворило беду.

ДЭВИДА нужно было убить. Он не мог отделаться от этой мысли. Если мир должен жить, Дэвид должен умереть. Эти двое не могли существовать вместе. Из морей крови и разрушений Дэвид мог создать только хаос, в котором человечество не сможет жить.

Отнять человеческую жизнь, дав взамен надежду умереть за Спасителя. Дэвид был человеком – человеком, рожденным не от женщины, – но тем не менее человеком. Он не был ни богом, ни демоном.

Будущее и управление всем миром нельзя было доверить в руки простого человека.

Но мир еще можно было спасти. Единственным, кто стоял на пути создания великого человека, был Дэвид – человек, который, как он считал, больше всего поможет его эксперименту. Ему придется действовать одному. Но он не сможет добиться успеха до тех пор, пока Дэвид жив и стоит на его пути. Дэвид знает, что можно создать еще более совершенных людей, чем он. И никогда не успокоится, если Эрл попытается это сделать.

Дэвида придется убить! Дэвида придется убить!

Эта фраза весь день гудела в его голове. Он не мог ни отдыхать, ни есть. Его руки сжимались в кулаки в поисках оружия.

В тот вечер он прокрался в коридор. Его комната находилась через две двери от комнаты Дэвида, коридор был пуст. Дэвид был диктатором, от него был без ума весь мир, никто и помыслит убить его. Так что коридор был пуст.

Старый, разочарованный доктор крался так быстро, как только могли двигаться его протестующие ноги.

Дэвид спал, прекрасный и безмятежный от торжества власти. Спал так, как спал одиннадцать лет назад, когда не знал жизни и был безупречной статуей, вырезанной из плоти и наполненной синтетической кровью.

Доктор Эрл умело перерезал его белое мускулистое горло, хотя руки его дрожали от жалости и отвращения к самому себе, – перерезал краденым хлебным ножом.

Его творение лежало неподвижно, пропитывая постель искусственной кровью. Он снова был безжизненным и совершенным – прекрасным и сильным в смерти, как статуя.

Доктор Эрл съежился в кресле и уставился на окровавленный нож.

Он не сумел добиться успеха. Его эксперимент всегда будет обречен.

Человек не может создать бога.

Проблема с убийством

ГИЛРОЙ[10] разложил на столе редактора макет последнего номера «Морнинг Пост» и мрачно уткнулся в строчки. Редактор ковырял свои, в чернилах, ногти, не глядя на них: он наблюдал за лицом Гилроя.

– Двенадцатая жертва зарублена топором в Бронксе, – бормотал Гилрой себе под нос. – Двенадцать – за две недели, и ни единой зацепки.

Редактор вздрогнул. Он с болезненным шипением втянул в себя воздух и вытащил носовой платок, чтобы стереть с пальца кровь. Гилрой раздраженно поднял свою невероятно длинную худую голову.

– Почему бы вам не сделать маникюр, шеф? Это ваше ковыряние в ногтях – зрелище не для слабонервных.

Редактор проигнорировал его. Он обернул носовой платок вокруг пальца и сказал:

– Я снимаю тебя с этой расчлененки, Гилрой. Какая разница, кому ходить в отделение и получать сводки от полиции? Ты должен сам признать – не считая воды, твои заметки точно такие же, как и в любой другой газете. Так почему я должен держать толкового человека на этой работе, когда любой сопляк может сделать то же самое, меж тем есть куча других историй, которые только и ждут, чтобы ты занялся ими?

Гилрой покорно вздохнул и сел. Затем снова вздохнул и поднялся, пройдя за редакторский стол к окну, за которым виднелась темная река и огни Джерси. Его удивительно некрасивое, в резких чертах лицо задумчиво скривилось.

– Я все понял, шеф. Конечно, вы правы. Но, черт возьми! – Он быстро повернулся. – Почему бы нам не потрудиться самим? Нам обязательно нужны подачки от копов? Как насчет того, чтобы расследовать это дело? О, шеф, вы оставите этот палец в покое, пока у меня не случился инсульт?

Редактор поспешно поднял глаза, хотя его большой палец продолжал ласкать кровоточащую кутикулу.