– В следующий раз, – выругался второй, – чтобы упростить задачу, я буду стрелять во все, что движется. Мне все равно, даже если это будет сам мэр. Лучше я потом узнаю, кто это. Любой безумец, заявившийся сюда, иного и не заслуживает!
– Мы и так все на взводе, и только чудом не стреляем друг в друга, когда сталкиваемся. Но где же вам понять, бессердечным вонючим репортерам?
Гилрой усмехнулся.
– Ну-ну, ребята. Это всего лишь ваши нервы. Все, о чем вам нужно беспокоиться – это обычный маньяк. Но мне нужна история!
Первый полицейский разразился градом проклятий.
– Прекрати, Джо, – сказал второй как можно тише. – Мы возьмем этого типа на заметку и доложим о его вояже комиссару. Это его проучит.
Они ожидали, что Гилрой струхнет перед этой угрозой. Она означала бы отказ в официальных полицейских сводках. Но пока они молча шли к станции надземки, рука Гилроя успокаивающе нащупала грубый бумажный сверток под ремнем. Сводки –
СЛЕДУЮЩИМ утром в пять минут десятого Гилрой и его ближайший соратник, выпускающий редактор, были подняты со своих постелей и получили приказ немедленно явиться к комиссару полиции. Они встретились возле его кабинета.
– Что стряслось? – весело спросил Гилрой.
–
– Эй вы двое, – сказал полицейский клерк. – Пройдите.
– Вот оно, – покорно вздохнул редактор, открывая дверь, которая вела в святая святых этой обители, кабинет комиссара полиции майора Грина.
Вначале горожанам не нравилась администрация реформистов из-за высоких налогов, необходимых для жизненно важной борьбы с трущобами; затем не нравилась администрация бизнесменов, потому что высокие налоги оставались без завершенных социальных проектов; после чего голоса отчаявшихся избирателей были отданы отставным служакам, имевшим крайне расплывчатое представление о гражданских правах.
Майор Грин пронзил их из-за стола враждебным взглядом.
– Вы из «Морнинг Пост», да? – рявкнул он отрывистым командирским голосом. – Я думаю, мы договоримся. Ваша газета агитировала за мое избрание. Я советую вам убрать свое объявление и напечатать опровержение. И тогда я не буду требовать приостановки печати.
Редактор открыл рот, чтобы ответить, но Гилрой опередил его:
– Это похоже на цензуру. – Он вытащил сигарету и закурил.
– Чертовски верно, – отрезал майор Грин. – Именно так, и цензура будет твердой, пока этот маньяк в Бронксе держит наших граждан в страхе. И потуши сигарету, пока я тебя не вышвырнул.
– Мы не хотим ссориться, комиссар, – сказал Гилрой, с убийственной невозмутимостью затянувшись сигаретой, которая нехарактерно свисала с уголка его рта. – При том, что находимся, конечно, в гораздо лучшем положении, чем вы. Наши новостные газеты согласятся только на добровольную самоцензуру – если посчитают, что это в интересах общества.
Холодные глаза Грина свирепо выпучились. Ярость сочилась из каждой его поры. Не подчиняясь его напряженным рукам, пальцы зацарапали стол.
– Почему бы тебе не заткнуться, Гилрой? – злобно прошипел редактор.
– Гилрой, да? Та крыса, которая пробралась внутрь кордона…
– Почему я должен заткнуться? – воспротивился Гилрой, не обращая внимания на комиссара. – Спросите его, что он делал последние две недели. Не надо, я вам скажу. Он единственный в полиции, кому разрешено делать заявления для прессы. Репортеры не могут брать интервью у рядовых полицейских и их командиров; они даже не могут проникнуть в опасную зону ночью – если не получат разрешения. А разрешения он не дает. И что толку? Он не опознал ни одной жертвы. Он не может найти тела. Он не знает, кто убийца, где он и как выглядит. А убийства все еще продолжаются, каждую ночь, кроме воскресенья!
– Не обращайте на него внимания, сэр, – взмолился редактор.
– Я жду задержания через двадцать четыре часа, – хрипло произнес Грин.
– Разумеется, – чистый баритон Гилроя заглушил испуганную мольбу шефа. – Последние две недели вы ждете ареста каждые двадцать четыре часа. Как насчет того, чтобы дать нам подозреваемого? И я не имею в виду какого-нибудь нищего бродягу, который оговорит сам себя.
– Я дам тебе лучшее объяснение. Ты скармливаешь мне свои упреки, потому что тебе больше нечего сказать. Большинство газетенок даже не удосужились напечатать сводки после первой недели.
– Прежде всего, позвольте нам самим решать то, что нам делать. Мы не собираемся предупреждать маньяка. У нас свои цензурные соображения, и вполне достаточные. Теперь, что касается входа в опасную зону с официальным разрешением. Мы все равно попадем внутрь, так или иначе; но всегда есть опасность попасть на мушку ваших истеричных полицейских. Наконец, если мы хотим взглянуть на отчлененные конечности и сфотографировать их, что в этом такого? Да и вы продвинетесь намного дальше, чем до сих пор.
Дрожа, майор Грин встал, его осунувшееся лицо искривилось в складках ярости. Он вслепую отодвинул стул. Тот опрокинулся на пол, но он словно не слышал грохота.
Комиссар схватил телефон.