Искры

С грустным чувством вошел я в храм. Влажный холод несколько освежил мою воспаленную голову. И здесь поработала нечестивая рука варвара! Куда ни глянешь, всюду разрушение и гибель. Великолепное произведение архитектора Манвела было обезображено. Прекрасные барельефы, окаймлявшие окна храма, великолепная резьба дверных сводов, изумительная скульптура колонн и капителей — все было изломано и разрушено.

Я искал Джаллада. Наконец, нашел его в мрачной ризнице, утопавшим в пыли и в пергаменте. Это меня крайне поразило! Спокойного молчаливого юношу я считал даже неграмотным, здесь же он перебирает пергаменты! Я застал его в хорошем настроении, рассматривающим толстый переплет старинных Четьи-Миней.

Переплеты древних армянских рукописей обычно изготовлялись из дерева и покрывались кожею, а этот переплет состоял из множества склеенных между собою листов пергамента. Джаллад осторожно отделял их друг от друга, повторяя: «Не беспокойтесь, святой отец, я не испорчу». Монах со свечой в руке светил ему.

— Посмотрите, святой отец, вместо доски для пергамента употребили пергаментные листы!

— Вижу, — ответил монах.

— Не лучше ли было не портить пергамент?

— Очевидно, ни для чего другого листки не годились.

— Но на них заметны какие-то буквы. Что это за буквы? Похожи на еврейские.

— Это не еврейские буквы, — ответил Джадлад не отрываясь от работы.

— А вы знаете по-еврейски?

— Знаю.

Монах удивился, изумлен был и я.

— И читаете?

— Читаю. Если разрешите, я переменю переплет этой книги.

— Что за надобность менять? — ответил, смеясь, монах, — Столетия пролежала в этом переплете и еще пролежит.

Джаллад объяснил ему, что он будет весьма благодарен, если святой отец разрешит ему взять «негодные» листы пергамента; это был бы драгоценный подарок монастыря; но если святой отец не вправе дать такое разрешение, он обратится к его святейшейству.

— Стоит ли просить его святейшество о таком пустяке! — перебил его монах, сопровождавший меня.

— Да… но я могу дать повод к некоторым сомненьям… Я потом расскажу вам, какое имеют для меня значение эти пергаменты.

До такой степени он был поглощен своим открытием, что совершенно забыл о своей роли. Он обхватил обеими руками огромные Четьи-Минеи, и мы вышли из ризницы. Иеромонахи нас повели в отведенную нам келью. Аслан еще не возвращался. Нас окружила группа монахов; стали расспрашивать про доктора — откуда он, куда едет, сколько языков знает и т. д. На все эти вопросы отвечал Джаллад. Откуда он имел так много сведений — это было мне непонятно!

Католикос вернулся поздно вечером. Он приказал позвать Аслана. Мы с Джалладом остались одни. Аслан долго не возвращался. Я лежал на кровати, подавленный тяжелыми впечатлениями дня. Я думал о том, что если враги нашей родины так безжалостно обошлись с камнями, сколько же ужасов, сколько мучительных страданий должны были причинить они нашим предкам… Джаллад, сидя у светильника, молча перелистывал найденные им пергаменты. До такой степени он был поглощен своей работой, что, казалось, не замечал моего присутствия. Он раскладывал листы, сравнивал их между собою, иногда долго и напряженно всматривался в одни и те же строки — выцветшие, поблекшие от времени.

— На каком языке эти письмена? — спросил я.

— Буквы греческие, а язык армянский, — ответил он, не отрываясь от листков.

— Почему же писали греческими буквами?

— Было время, когда мы не имели своих букв, писали греческими, ассирийскими и персидскими буквами, пока Месроп не изобрел армянской азбуки.

— Неужели эти рукописи относятся к эпохе, предшествовавшей изобретению армянских письмен?

— Да, поэтому-то они и ценны.

— Что в них написано?

— Покамест трудно определить, листы перепутаны. Но, очевидно, они вырваны из двух различных книг, одна часть — перевод нового завета, а другая — историческая запись.

— Вы читаете по-гречески?

— Читаю.

— Вы говорили, что знаете и еврейский язык.

— Знаю.

— Для чего нужны были вам эти языки?

— Избранную мною дисциплину нельзя было основательно изучить, не ознакомившись с греческой и еврейской литературой в подлинниках.

Лицо его сияло, как сияет лицо нищего, неожиданно нашедшего клад. Прежде я не обращал на него внимания, теперь же смотрел с глубоким уважением. Он владел древними языками, он умел читать давно вышедшие из употребления буквы, он изучил науку, о которой ничего мне не сказал… Опять тайна, опять загадка, которую мне надо разрешить.