Искры

Мы проезжали мимо большой деревни, населенной армянами. Вдруг из-за холмов, раздались беспорядочные детские крики: «Убежал!.. Ловите!..» Крики стали усиливаться. Мы подумали, что волк подошел близко к стаду, но оказалось иное.

Кто-то бежал по ущелью, а маленькие пастушата швыряли в него камнями. Не имея возможности спрятаться, преследуемый возложил всю надежду на быстрые ноги свои. Мы подумали, что его травят за кражу ягненка. Джаллад помчался вперед. При виде его ребята успокоились, бежавший остановился. Казалось, богом была ниспослана ему помощь.

Это был человек небольшого роста в полуеврейской, полуазиатской одежде с длинной палкой в руке. Сбоку у него висела большая кожаная сумка. По его смуглому лицу, узким блестящим глазам и курчавой бороде можно было принять его за торговца-еврея, бродячего знахаря или же цыгана-гадальщика.

Мы остановились. Пастушата спустились с холмов с длинными пастушескими посохами, с камнями в руках и окружили его. Он снисходительно смотрел на мальчиков, губы его шептали что-то. Было ли это равнодушие мученика или же недоумение оскорбленного человека?

Новоявленный Стефанос-первомученик[139] находился среди своих мучителей!..

— Он неверующий, — сказал один из мальчиков.

— Не постится, — прибавил другой.

— Бесовские книги продает, — вмешался третий.

— Не прикладывается к руке нашего батюшки, — заметил четвертый.

— В нашу церковь не ходит, — пояснил пятый.

— Не крестится, — подтвердил шестой.

Так они стали перечислять все прегрешения обвиняемого.

— Какое вам до этого дело, проказники! — смеясь прервал их Аслан.

— Он неверующий, — повторили хором маленькие ревнители религии.

— Неделю тому назад в нашей деревне его избили, как собаку, теперь опять явился, не стесняется! — Один пастушонок приблизил конец своей длинной палки к его носу и, сильно ударив, спросил:

— Что ты молчишь, язык проглотил, что ли? Неправду мы говорим?

Ничего не ответил он, только молитвенно возвел глаза к небу.

С большим трудом удалось нам убедить преследователей, что «неверующий» никогда ногой не ступит в их деревню и не будет продавать «бесовских» книг. Они разошлись, говоря:

— Посмей еще раз появиться у нас! Цел не уйдешь… — и указали на свои пастушеские посошки.

Мы забрали его с собой и удалились. Оказалось, что он распространяет среди крестьян священные книги…

Вечерело, когда мы приехали в какое-то незнакомое селение. Продавец книг нам сказал, что мы можем найти пристанище у его знакомого. Мы направились туда.

— Вот и дом «брата» Татоса! — сказал он. На пороге показался хозяин дома.

— Брат Татос, я привел к тебе гостей, — заявил продавец священных книг.

— Честь и место! — ответил брат Татос и подошел поздороваться с нами.

Мы вошли в комнату и сели на разостланный для нас толстый войлок. Продавец священных книг отложил набитую книгами сумку, сел возле нас и стал распускать изорванные лапти.

Его звали «джин» Давид, что означало дьявол Давид. Наружность ли была причиной этого прозвища или что-либо другое — неизвестно; одно несомненно, что внешность его как нельзя лучше соответствовала прозвищу.

Наш хозяин «брат» Татос был высокий, худой, сутулый человек с проседью в бороде. Спину Татоса, очевидно, согнуло его ремесло — он был трепальщик шерсти. Его туловище, с течением времени, приняло форму трепальной дуги. Крестьянки приносили ему овечью шерсть, он трепал ее и в виде вознаграждения получал свою долю шерсти. Женщины уносили готовую шерсть, пряли и ткали шерстяные материи. За последнее время доходы уменьшились: распространились слухи, что он также «неверующий». Крестьяне перестали ездить к нему.

Приготовив все, что нужно было для гостей, брат Татос вернулся к нам. Вновь поздоровавшись, он начал обычные вопросы: откуда мы родом, где были, куда едем и т. п. Когда он говорил, голос его был еле слышен, он закрывал оба глаза, а руки молитвенно складывал на животе. Эту привычку, очевидно, он усвоил в молитвенном доме. Когда он узнал, что мы едем из монастыря Ахтамар, на лице его отразилось соболезнование. Он не сказал ни слова, но безмолвные уста его как бы шептали; «Господи, помилуй заблудших овец твоих!..».

Продавец священных книг рассказал брату Татосу, что с ним случилось по дороге.

Тот опечалился еще больше и, глубоко вздохнув, сказал:

— Мученичество — удел всех проповедников слoва господня!

Ясно было, что мы находимся в доме армян-протестантов.

Джаллад, редко принимавший участие в разговоре, обратился к преследуемому:

— Вы только книги распространяете?

— Нет, при удобном случае я проповедую слово господне, или же читаю крестьянам евангелие, — смиренно ответил он.

— Много находите слушателей?

— В тех местах немного, священники возбуждают народ против нас. Вы сами видели, что вытворяют дети, посудите сами, каковы же их отцы!

— Насколько мне известно, нередко вы сами подаете повод для такого обращения.

— Какой повод?