Искупление кровью

Полицейский не стал спорить. Она снова лежала одна, немного более чистая. Могла плакать, сколько душе угодно. Все остальное уже не важно. Она осуждена окончательно. Туннель, по которому она брела так долго, замуруют с обеих сторон.

А Даниэль останется снаружи. Как мне тебя не хватает! Я хочу умереть. Любовь моя, почему ты не дал им меня убить?

Марианна повернулась к окну, хотя там нечего было особо разглядывать и очень мешало перетянутое запястье. Все лучше, чем белая облупленная стена. Она плакала долго. Слезы проложили красную борозду на посиневшей щеке. Но сейчас они высохли. Лицо стало холодным и твердым, будто скала. Ее чуть-чуть трясло от лихорадки. Мучило полное одиночество.

Правое веко скользило по воспаленному глазу, как дворники по ветровому стеклу. Но не могло очистить его от налипшей коросты. Вроде мелких букашек, которые разбиваются о стекло, цепляются за него, даже погибая. Она снова видела лицо Портье. Чувствовала его зловонное дыхание. Слышала издевательства зрителей, столпившихся вокруг арены.

Возбужденных кровью и варварством. Долбай эту гадину! И еще хуже. Невообразимые вещи. Грязь не смывается, мыло тут не поможет. Хоть сто раз мойся. Хоть тысячу. Не смоется никогда. Марианна это предчувствовала. Кровь с ее рук не смоется тоже. Не выветрится запах смерти.

Чудесно было бы содрать с себя кожу, лоскутья выбросить в мусор. Обнажить саму плоть. Слинять. Покончить с собой.

Теперь это единственная возможность освободиться. Одна лазейка.

В следующий раз, когда этот болван-полицейский подойдет ко мне, вырву у него оружие и застрелюсь.

Дверь как раз и открылась. Белые халаты, гуськом. Высокий, тощий, с седой шевелюрой, с залысинами. Вписывается в палату. Другой, помоложе, маленький и пухленький. Розовые сабо замыкают шествие.

— Я — доктор Эстье, — объявил тощий верзила.

Ни здрасте, ни до свиданья. Он не представил и коллегу, возможно практиканта. Марианна попыталась сесть. Лицо еще больше перекосилось. Она попыталась приподнять левое веко. Совсем чуть-чуть. Врач считывал данные с листка, прикрепленного к изножью кровати. Разнообразные кривые. Потом оперся о бортик кровати, установленный для того, чтобы пациент не падал. Очень подходит для того, чтобы приковывать заключенных.

— У вас сломан левый безымянный палец и вывихнуто запястье. Выбито правое плечо, одно ребро сломано, в двух трещины…

Вроде списка, который составляешь перед тем, как пойти в супермаркет.

— Еще легкий перелом носа… Много ушибов. Но внутреннего кровотечения нет… Ничего серьезного. Наложено несколько швов у основания черепа, в затылочной части.

Ничего серьезного?!

Подойди поближе, я тебя отделаю так же, и ты по-другому запоешь!

— Я надолго останусь здесь?

— Это не мне решать. Будь моя воля, я бы вас уже выписал…

Выписал?! Да он издевается, говнюк! Откинул простыню, пощупал ноги. Марианна стиснула зубы. Пальцы прошлись по серии кровоподтеков, такое впечатление, будто в тебя молотком забивают гвозди. Заставил согнуть распухшее колено.

Вот гад! Убить бы его! Но утешайся тем, что у тебя ничего серьезного!

Врач развернул ее, осмотрел швы на затылке. Марианна опять легла на спину.

— Снимите халат, — велел он самым будничным в мире тоном.

— Это зачем еще?

Он остолбенел перед лицом столь неожиданного сопротивления.

— Чтобы вас выслушать, разумеется! И я хочу взглянуть на швы, которые вам наложили на бедро… Осмотреть и верхнюю часть тела тоже.

— Ни к чему.

— Послушайте, если вы хотите, чтобы я вас лечил…

— Мне ничего от вас не надо!

Доктор сам задрал на ней халат, Марианна подскочила. Схватила его за руку, резко оттолкнула. Потом одернула халат, подняла простыни, все одной свободной рукой.

— Что эта девка себе воображает, где она находится, а? — возмутился врач.

— Отстаньте от меня! Не хочу, чтобы на меня глазели старый урод и прыщавый толстяк!

Щеки молодого практиканта покраснели, как два помидора под августовским солнцем.

— В ваших же интересах успокоиться!

Эстье приготовился снова сдернуть простыню. Марианна мигом выпрямилась, невзирая на боль. Левой рукой схватила медика за шиворот, пригнула к матрасу. Глядя прямо в глаза, стискивала горло. Правой рукой взялась за дряблую массу, висевшую у него между ног, готовая раздавить ее, как спелый лимон. Ее излюбленная забава.

Медсестра в розовых сабо заверещала. Прыщавый толстяк отступил, разинув рот. Переживал, без сомнения, за своего патрона, на лице которого застыла гротескная гримаса. Но ни та ни другой не спешили на помощь.

— Слушай меня хорошенько, — прошептала Марианна, — Ты не дотронешься до меня без моего согласия…

Врач кивнул головой. Выдавил из себя какой-то звук, наверняка означающий «да».

— А сейчас я согласия не даю, усек?

Медсестра побежала за полицейскими. Марианна грубо оттолкнула доктора, тот отлетел к изножью кровати, опрокинув графин с водой. Явились двое полицейских. За ними — розовые сабо.

— Эта сумасшедшая напала на меня! — всхлипнул Эстье, отойдя на безопасное расстояние.