В другую эпоху он стал бы анатомом. А если бы он занялся медициной сегодня, то, вероятно, стал бы неврологом. Не то чтобы его интерес к человеческому телу носит научный характер, но он начинается в той же точке, что и интерес медика: он начинается с ненасытного любопытства к телу. Его волнует не красота, а функционирование тела, его сила, его сопротивляемость, пределы его возможностей и его тайны.
«Античная скульптура, – сказал Роден, – искала логику человеческого тела. Я ищу его психологию». Под психологией Роден подразумевал эмоциональную драму. Для него тело выражало то, что чувствуют ум и сердце. В «Гражданах Кале» мы видим, что думает каждый из героев о казни, на которую идет. Видим так, словно перед нами развертывается грандиозная театральная постановка.
Эрнст Неизвестный. Усилие. Бронза. 1962
Интересы Неизвестного так же далеки от античной скульптуры, как интересы Родена, но, в то же время, они совсем иные (хотя стилистически он иногда впадает в фальшивую риторику, свойственную эпигонам Родена). Неизвестного волнует не выражение (внешнее проявление) того, что происходит в теле, а сами эти внутренние события.
Фактически ни одну из его фигур не назовешь обнаженной. Нагота, волнующая пуритан и раздающая пустые обещания гедонистам, является для него чем-то слишком поверхностным. Полумерой. Два великих чувственных и образных различия – между жизнью и смертью, между мужским и женским – не имеют отношения ни к наготе, ни к поверхностному наслаждению. Нужно проникнуть в самые недра человека или другого существа, чтобы рассчитывать прикоснуться не к телу, но к опыту тела.
Даже в случае с простейшей и самой что ни на есть внешней формой – сферой – Неизвестный проводит различие между внутренней и внешней истиной.
Два скульптора высекают из камня сферу. Один из них добивается наиболее совершенной сферической формы и видит смысл своей работы в том, чтобы превратить каменную глыбу в безупречную сферу. Другой тоже высекает сферу, но только для того, чтобы передать внутреннее напряжение, выраженное в сферической форме, заполненной до предела так, что она готова лопнуть. Скульптура первого будет работой ремесленника, скульптура второго – работой художника[23]
.Задаваясь вопросом о том, что означает интериорность произведений Неизвестного, мы неизбежно сталкиваемся с трудностями. Прежде чем попытаться на него ответить, придется сделать некоторое отступление.
«Разбитое сердце», «волна нежности», «железные нервы», «мысленный взор», «голова, раскалывающаяся от боли», «терзаться ревностью», «чувствовать нутром»… – подобные обороты речи, которых предостаточно во всех языках, модифицируют субстанцию или характер функционирования человеческого тела, чтобы выразить суть переживания. Это настоящие метафоры. В магической практике метафора равна факту.
Человеческое тело, если взглянуть на него объективно, не способно объяснить или выразить то, что мы чувствуем внутри. Мы не можем просто отбросить эту истину как субъективную и, следовательно, несущественную. Она – часть нашего самосознания. Самосознание – это осознание нами самих себя по отношению к тому, что нами не является. Таким образом, размышления об этом отношении становятся частью нас и интериоризируются.
В классической мифологии имеет место двустороннее движение от человеческого тела к внешней природе и обратно. Метаморфоза происходит в обоих направлениях. Человек превращается в дерево. Дух реки принимает человеческий облик. Боги, истинная форма которых – человеческая, способны принимать любую другую форму.
Всякую мифологическую или религиозную систему можно объяснить исходя из ее социоисторического контекста. Однако в основе всех таких систем лежит противоречие между богатством и размахом человеческой фантазии, с одной стороны, и явно ограниченными особенностями человеческого тела, с другой.