Искусство и революция. Эрнст Неизвестный и роль художника в СССР

За «Механическими людьми» последовала серия «Гиганты». К тому времени у Неизвестного возникла идея когда-нибудь объединить эти фигуры в крупное произведение, которое он про себя назвал «Гигантомахией». Форма добавленных гигантам частей имеет мало отношения к механике. Тем не менее, ясно, что каждый из них слился с новыми элементами и частями, изначально существовавшими обособлено, и приспособился к ним. Одна из этих скульптур называется «Фигура, внутри которой спит другая».

Едва ли найдется хоть одно произведение Неизвестного, где не затрагивалась бы идея, метафорически выраженная в «Пророке» Пушкина.

В результате трансформации тела путем сложения или вычитания появляются гермафродит, кентавр, минотавр. Самый «естественный» пример – это «Женщина и зародыш» в бронзе. Один из самых экспрессивных – вдохновленный «Адом» Данте рисунок женщины-самоубийцы, через которую прорастает дерево в Лесу Самоубийц.

Однако это не самые глубокие и запоминающиеся работы Неизвестного: в них определение противоречивой, многообразной природы человека предначертано существующими мифами или знанием. Кентавр давно стал для нас сказочным существом и уже не служит комментарием к природе человека. Правда, кентавры Неизвестного настойчиво напоминают о том, что являются таким комментарием: они представлены не в виде законченных существ, а в виде суммы спонтанных органических процессов сложения. И всё же, в целом они выражают знакомую нам идею кентавра, человека-коня, мифического существа античной литературы. Гермафродиты (с. 110) выполняют ту же роль лучше, так как более непосредственно связаны с живым опытом. Гермафродит – существо, соединяющее в себе разнородные признаки: женщина обретает пенис, мужчина – матку. Но и это слишком привычное понятие, чтобы содержать в себе элемент неожиданности, сопровождающий мгновенную живую метаморфозу.

Самые глубокие работы Неизвестного не прибегают к объяснению при помощи устоявшихся понятий. Они остаются таинственными – как и опыт, который в них выражен. (Зависимость от устоявшихся понятий – причина провала всех излишне литературных работ, провала чрезмерной ясности.) Среди примеров лучших работ Неизвестного – офорт с лежащей женщиной, голова которой окружена еще четырьмя головами, поворачивающимися на шее, подобно колесу на оси; скульптуры «Адам» (с. 111), «Шаг» (с. 98 и 99) и «Торс гиганта».

Если бы функция критики заключалась в том, чтобы полно и точно расшифровать и объяснить смысл этих работ, такая критика была бы равнозначна саботажу, разрушению искусства. Иными словами, смысл ее сводился бы к тому, что данные работы не являются подлинно пророческими, а просто-напросто иллюстрируют уже сформулированные известные идеи.

Здесь стоит вспомнить наблюдение Леви-Строса о природе образа как метафоры:

Образ не может быть идеей, но может играть роль знака или, точнее, сосуществовать с идеей в знаке. И если идеи пока там нет, то он может оберегать ее будущее место и выявлять негативно ее контуры[26].

В упомянутых выше работах Неизвестного образы оберегают будущее место идей. Это заметно не сразу, ибо на первый взгляд (как мы увидим в третьей части) стиль этих работ кажется знакомым и устаревшим. Однако здесь легко обмануться. Словарь и синтаксис искусства Неизвестного возникли еще в начале XX века, однако Неизвестный использовал и адаптировал этот язык, чтобы сказать нечто новое о человеке как о своем образе и подобии посредством метафор, которые он находит в функционировании собственного тела.

Вместо того чтобы пытаться точно определить этот образ, полезнее было бы, вероятно, наметить в общих чертах область его значения при помощи различных, но в чем-то схожих примеров.

Возьмем пшеничное поле, на которое мы смотрим сверху. Оно буро-желтое, как пшеничные поля в июне на польских равнинах. По нему бегут волны света и тени. Форма этих волн и их движение зависят от высоты, веса и гибкости колосьев на ветру.

Как объяснить, почему эта картина навевает мысли о любви?

Волны колосьев похожи на волны волос. В переливах света и тени податливость пшеницы напоминает о мягкости и упругости плеч и бедер, когда плоть подается под пальцами, образуя небольшие углубления, чьи границы – если можно говорить о границах, отмечающих начало едва уловимой покатости, – перемещаются вслед за пальцами.

Чуть выше колен, на бедрах или животе у женщин часто встречаются бледные мерцающие пятнышки цвета перловки, светлее остальной кожи. Соотношение тона этих светлых пятнышек и тона кожи такое же, как светлых и темных волн, гуляющих по пшеничному полю.

Каждое из этих метафорических объяснений строится на соответствии между видимыми элементами явлений. Более глубокое – и более близкое образу мыслей Неизвестного – объяснение может быть таким: