нения (Cormotatio), как «целого» или как «системы». Будут ли эти «иные названия», «инословия», в других приложениях терминами или нет, д,ля данного их применения — не существенно. Они как бы поворачивают к нам смысл то одною его, то другою стороною, указывают направление к нему (греч. ) как такому, показывают его в разных «видах» «поворотах», «образах», . Рассматриваемые сами по себе такие именования суть слова, как все слова, но эта их роль «тропов» определяется через их отношение к конвенциональному «понятию» в конструктивно связанной речи, в ее внешне оформленном (синтаксически) контексте. В отличие от этих внешних форм, эти отношения, в свою очередь, могут рассматриваться как внутренние языковые формы. А в отличие от внутренних языковых логических форм, как будет показано ниже, их можно называть поэтическими. Их предел, «идеал» - не в исчерпании смысла, а в извлечении смысла из объективных связей его и во включении в другие связи, более или менее произвольные, подчиненные не логике, а фантазии. Их диалектика есть их игра, постижение их есть овладение этой игрою путем погружения в нее или отдачи себя ей, этой игре, столь знакомой каждому по своеобразному чувству наслаждения, сопровождающему ее. Отрешенные фантазией от действительности, смысловые содержания через поэтическое оформление их устремляются все-таки к самой действительности, определяющей их самобытную в остальном «поэтическую правду». Внутренние поэтические формы без внутренних логических, как своего основания, существовать, таким образом, не могут, как не могут они существовать и без внешних звуковых форм, хотя как в одном, так и в другом случае, нет однозначного дистрибутивного отношения между одними и другими.
(2) Иначе Дельбрюк отнесся к другому из цитируемых им примеров Гумбольдта. Рассуждая о преобладании звуковой формы в определении характера языка, Гумбольдт выдвигает ту точку зрения на язык, при которой весь язык рассматривается только как средство к некоторой цели19. Тогда всю совокупность средств, которыми язык пользуется для достижения своих целей, можно назвать техникою языка. Последняя может быть разделена на технику фонетическую и ин-
4 Согласно нашему толкованию, при такой точке зрения мы рассматриваем его как «социальную вещь» (см. выше, стр. 354). Разумеется, как всякое средство, слово, и вообще шаку есть, соотносительно, и цель: «более близкая», когда она отодвигает °т нас цель первоначальную. Это передвижение цели заставляет вообше выдвигать на первый план в «социальной веши» не ее роль средства, а ее роль знака (знака некоторого смысла, культуры, как отдаленной или конечной цели). Запамятова-Ние роли самого знака, как средства, и превращение его в самоцель создают зло-Употребление его «техникою» - то, что можно было бы назвать техницизмом: по-р°к не только в практической жизни, но и в науке, в искусстве, вообше в культуре.
теллектуальную. Под первою Гумбольдт разумеет образование слов и форм, поскольку оно касается только звука или мотивировано им. Она -богаче, если отдельные формы обладают более широким и полнозвучным объемом, например, если она для одного понятия или отношения дает формы, различающиеся только по выражению. Напротив, интеллектуальная техника охватывает то, что в языке (das in der Sprache...) подлежит обозначению и различению. Сюда относятся случаи, когда язык обладает обозначением рода, двойственного числа, времен во всех возможных связях понятия времени с понятием процесса действия и т.д. - Дельбрюк допускает возможность указания особенностей языка в этом направлении, и даже приводит, как образец, характеристику якутского языка, которую дает Бётлинк (Bohtlingk), озаглавливая ее: «логические признаки» (logische Merkmale)80. Бётлинк, по словам Дельбрюка, сопоставляет здесь внутреннюю языковую форму якутского с внутреннею языковою формою других языков. Но ничего, кроме резонирующего обзора, т.е. никакой системы, никакой возможности классификации, Дельбрюк здесь не видит. Тем не менее он находит возможным резюмировать все сказанное в словах: «С внутреннею языковою формою мы уже вступаем в область синтаксиса».