Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

формы мыслимого, понимаемого, смысла, как он передается, сообщается, изображается. Эти формы именно и составляют то, что делает сообщение условием общения. Их чувственные знаки - не постоянные индексы или симптомы, а свободно перестраивающиеся отношения элементов, сообразно выражаемым отношениям, перестраивающиеся по законам, сознание которых дает возможность улавливать, как характер этих перестроек, гак и отражений в них сообщаемого. Синтаксические же формы суть формы именно «передачи», передающих знаков, т.е. «чисто» словесные формы языка как средства общения. Их собственное «значение» — не в смысле передаваемого, а в них самих, т.е. их значение исчерпывается их синтаксическою значимостью, точнее, синтаксическим назначением. Как формы речи, они суть формы языка, как sui generis вещи, т.е. формы оптические: формы не природной вещи как она есть, не предмета, о котором идет речь, а самой речи, как вещи, имеющей свою формально-онтологическую конституцию. Те чувственные индексы суть как бы названия речевой вещи, ее свойств и отношений. Смысл этих форм - синтаксический, а не смысл сообщаемого. Он исчерпывается двумя функциями этих форм, функциями словесного упорядочения самой передачи: со стороны, действительно, объекта, о котором нечто сообщается, - конструкция объективно-смысловая, - и со стороны целей («воздействие») и мотивов (эмоционально-волевых) передающего субъекта (индивидуального и коллективного, и обоих зараз), - конструкция субъективно-экспрессивная («интонация»). В обоих случаях к смыслу передаваемого синтаксическая форма может иметь отношение лишь опосредствованное -формами самого передаваемого смысла и предмета, как «объекта», так и «субъекта». Поскольку эти последние формы суть формы не самого бытия объекта, а формы сообщаемого об этом бытии, они суть логические формы и внутренние. Вопрос об отношении к ним, о «согласовании» с ними, форм синтаксических есть особый вопрос, только подчеркивающий их разную природу и разные сферы их онтологической принадлежности.

Что касается отношения синтаксических форм к бытию «передаваемого» со стороны субъекта, то оно кажется более непосредственным, поскольку формы «передаваемого» здесь запечатлеваются в самом звуковом материале, как ингредиенте «субъективного выражения» («экспрессия», передающаяся в «интонации», «прерывистости речи», «шепоте», «крике» и т.п.). «Многое, — говорит Гумбольдт, - в строении периодов и в связи речи нельзя свести к законам, но оно зависит всякий раз от говорящего или пишущего. Заслуга языка тогда - в том, чтобы гарантировать свободу и богатство средств для многообразия оборотов, хотя бы он доставлял только возможность создавать их в каждый дан

ный момент»86. И хотя, конечно, самая «неправильная» речь синтаксически оформлена и есть объект синтаксиса общего, индивидуального, и даже по данному случаю, однако и здесь есть вопрос о «соответствии», «адекватности» и т.п., — не только о «соответствии» некоторой условной «норме», но, что здесь важно, о «соответствии» данной ситуации. Последнее обстоятельство, опять-таки, свидетельствует о том, что здесь два разных предмета, и вопрос о различии синтаксических форм от экспрессивных в психологическом «естественном» смысле предполагает между ними онтологическую грань. Различие между ними только углубляется, если прибавить необходимый и законный новый вопрос: об отношении экспрессивных форм вообше («естественных») и синтаксических, как их «выражения», или вернее, «части» и «ингредиента», к формам логическим (поскольку вообще «сообщаемое» вызывает само по себе ту или иную субъективную реакцию, или поскольку оно может «воздействовать» так, что она будет вызвана им). Как чисто импульсивные движения или рефлексы («жесты», «мимика»), они «естественны» и непреднамеренны, становясь намеренными (цель - «воздействовать»), они должны быть так или иначе приноровлены к формам объективного сообщения (к внутренним логическим формам). Само это отношение намеренной экспрессивности к синтаксической форме ее выражения есть sui generis форма, форма именно экспрессии, в своем основании — не чисто логическая, а, можно было бы сказать, квази-логическая87, и имеющая целью не простое сообщение, а воздействие, внушение. Поскольку здесь все-таки речь идет о «передаче» «выражаемого», можно говорить о соответствии ее своему предмету -«субъекту», но при этом мы получаем не столько сообщение о нем (прямая передача), сколько его «изображение» (прямое внушение). Раз цель «воздействия» действительно имеется, т.е. раз речь идет об оформлении языка в этом направлении, мы говорим об особой организации и формах речи - уже не логических, а лишь квази-логичес-ких, и, следовательно, соответствующие внутренние формы можем называть внутренними, но не логическими формами88.

к Humboldt W. . Ucber dic Verschicdenheit des mcnschlichcn Sprachbaues und ihrcn Einfluss auf die geistige Entwickelung dcs Menschcngeschlechts / Ed. Pott A.F. Brl., 1876. §11. S. 114.