Когда вы овладеваете этими стратегиями, вы даете детям понять, что уважаете их темперамент, а
Непреходящая ценность качественного разговора
Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если есть хоть малейшая реакция, изменяются оба элемента.
В начале марта 2020 года Софи вернулась из школы домой и за ужином небрежно сказала:
– Сегодня мы придумали новый вид догонялок.
– О? – произнесла я. – Как вы его назвали?
– Коронация. – Она встретилась со мной взглядом. – Это похоже на пятнашки, но вместо того, чтобы сказать: «Ты вода», все дети говорят: «У тебя корона».
– И что происходит после этого?
Она пожала плечами:
– Я думаю, это значит, что ты заразился. Я еще не разобралась в этой части.
В тот день наш разговор показался мне ничем не примечательным. Я знала о коронавирусе, который впервые вспыхнул в г. Ухань в Китае в прошлом году, и слышала о том, что он попал в США. Однако я не обращала на это особого внимания. Я решила, что у одной из ее школьных подруг были родители-ученые, и она узнала о вирусе таким образом. И я предположила, что эта игра была одной из бесконечного числа пятнашек, в которые дети играли с незапамятных времен. Я и представить себе не могла, что в ближайшие месяцы слово «коронавирус» будет на устах почти у всех, кого я встречу. Что мы будем носить маски даже на улице, а наши игровые дни будут сведены к нулю, и что все школы в штате будут закрыты.
Теперь этот разговор кажется мне невинным, но мощным предупреждением и напоминанием: дети слушают. Лучше, чем вы могли бы подумать. Они обращают внимание на сигналы вокруг них. Они чувствуют надвигающуюся бурю.
Я начала писать эту книгу как мама, учительница и врач, увлеченная искусством общения с детьми и желающая поделиться тем, чему я научилась. Я заканчиваю ее с той же целью, но с совершенно другой точкой зрения. Начиная с марта того года, когда число случаев заражения коронавирусом в Бостоне резко возросло, моя семья в основном оставалась дома, как рекомендовали по всему штату. Школы и летние лагеря отменились. У нас не было ни походов к друзьям, ни отпусков, ни поездок к семье. Местные университеты закрылись, многие отправили студентов домой, уведомив за неделю. Моя клиническая работа резко остановилась. Мои педагогические навыки были направлены на домашнее обучение, или, скорее, на «кризисное обучение» Софи, и на то, чтобы занять Пола.
Я больше не ходила в свой офис или кафе, чтобы писать в относительной тишине. Нет, я писала в разгар дистанционных уроков, вопросов о сложении двузначных чисел, просьб поиграть в прятки, рассуждений о спагетти и макаронах, ремонта двухъярусных кроватей, гонок на автомобилях Lego, просьб использовать «супервеселый» пылесос и споров о том, кто сегодня заслужил есть с единственной тарелки с божьей коровкой. Но смех, вопросы, загадки и шутки на фоне я слышала гораздо чаще, чем обычные жалобы, истерики и слезы. И, несмотря на все это, были разговоры: больше, чем я предполагала, планируя завести детей, даже больше, чем я помнила за все наши семейные каникулы. В нашей квартире в Саут-Энде с утра до вечера мы были вместе – разговаривали, ссорились, играли –
Как и многие другие семьи, мы нервничали и страдали от изоляции и стресса. На фоне растущего числа больных и госпитализированных я изо всех сил старалась выключить новости и не начинать разговоры со страха. Один мой друг потерял трех членов семьи за неделю, а врач отделения скорой помощи переехал в фургон для кемпинга, чтобы его семья не заболела. Как я вскоре узнала, большинство моих друзей и коллег пытались совместить невозможное: полный рабочий день родителя плюс полный рабочий день сотрудника. Я почувствовала отголосок реакции «бей и беги», которую я изучала. При ее включении нервная система остается в состоянии повышенной готовности. Эта автоматическая реакция помогала предупредить наших предков об опасности. Но нас она может привести к перегрузке, заставляя лишний раз беспокоиться. Мы не в состоянии нормально общаться, учиться или успокаиваться.