Искусство, рождённое Безмолвием

Многое в судьбе Рёкана, ставшей наполовину легендой, казалось удивительным. В возрасте 69 лет, будучи уже не в состоянии заботиться о себе, он перебрался в дом своего ученика, богатого фермера из Симодзаки, Кимура Мотоэмона, где впервые встретил ее – монахиню Тэйсин, которая была ровно на 40 лет моложе. Говорят, что они полюбили друг друга сразу и испытывали огромное счастье, проводя вместе время, сочиняя стихи, часами разговаривая о литературе. Умер Рёкан 6 января 1831 г. в возрасте 73 лет. Тэйсин оставалась с ним до самой его смерти и хранила верность памяти Рёкана все отпущенные ей еще сорок лет жизни. В 1835 г., спустя четыре года после смерти Рёкана, Тэйсин опубликовала сборник его стихов, названных «Капли росы на цветке лотоса».

Рёкан, к слову сказать, был не только поэтом, но и блестящим каллиграфом. Живопись же оставалась для него скорее баловством. С нескрываемой иронией легкими штрихами он изобразил однажды самого себя. Этот наивный «автопортрет», выполненный в манере «дзэнки-га» (дзэнской живописи) и напоминающий скорее карикатуру на самого себя, – в числе того немногого, что сохранилось от его «игры кистью». Безумным старым монахом называл себя Рёкан, подписывавший свои стихи псевдонимом Дайгу, что означает «Большой Дурак».

На сегодня довольно милостыни.Бреду, болтая ни о чем,С детьми по деревне,К святилищу на перекрестке…Как был дураком,Так им и остался.

У добропорядочных и «нормальных» людей поведение старого отшельника часто не находит ни симпатии, ни понимания.

Первый день весны – синие небеса, сияющее солнце.Мир сверкает свежей зеленью.С чашкой для подаяний я не спеша вхожу в село.Детвора, радостно приветствуя меня, с готовностью несет                        мои пожитки до храмовых ворот…Здесь мы играем в мяч, поём вместе песни.Играя с детьми, я совершенно забываю о времени.Прохожие, указывая на меня и насмехаясь, называют дураком.

Ничего не говоря, я отвечаю им глубоким поклоном.Что бы я ни ответил, они едва ли поймут меня.

Поэтическое творчество Рёкана очень разнообразно и по стилю, и по форме, и по содержанию. С одинаковым совершенством он владел и японской поэтической формой (вика, хайку) и китайским стихосложением (канси)*. Не случайно Рёкана часто сравнивают с прославленным чаньским отшельником и поэтом Хан-Шаном (яп. Кандзаном), чья поэзия, вошедшая в резонанс с душой самого Рёкана, оказала огромное влияние на его поэтическое творчество. Созвучные поэтическому миру Рёкана, стихи чаньского отшельника многие годы оставались источником творческого вдохновения японского поэта.

Возвращаюсь домой после сбора подаяний.Трава шалфея заслонила вход,Вот и сжигаю пучок зеленых листьев вместе с дровами.В сопровождении напева осеннего ветра и дождяТихонько читаю стихи Кандзана.

С наслаждением лежу, вытянув ноги.О чем тут думать? О чем сомневаться?

Подобно чаньскому поэту, Рёкан писал в своих стихах о том, о чем больше всего болела душа, на что отзывалось сердце. А отзывалось оно одинаково сильно и на приход весны с ее «нежной поступью», и на по-зимнему холодный моросящий дождь с его непременным спутником – одиночеством и тоской по родной, созвучной ему душе.

Сохранилось около 1 000 стихов, написанных в японском стиле и около 400 в китайском.

Моя дверь никогда не закрыта,Но никто еще не зашел… Тишина.От прошедших дождей зелен мох.И дубовые листья беззвучно идолгоЛетят до самой земли.

Заблуждение? Мудрость? —Как орел или решка.Весь мир или Я? – Всё одно.День: с утра без слов.Ночь: без дум при луне,От которой все сходят с ума – соловьиУ реки и собаки в деревне…Я пишу тишину в своем сердцеПри незакрытых дверях…