Когда вы заходите на выставку Таттла и впервые осматриваете галерею, вам может показаться, что вы на выставке работ дошкольников или что экспозицию еще не до конца установили. Но по мере того как вы приближаетесь к экспонатам, Таттл заставляет вас задуматься об отверстиях в порванной бумаге; о различиях в весе и изменениях цвета пересекающихся теней под кусками картона; об игре форм произведения и его отражений в стеклянной витрине, в которой оно заключено; о шероховатой, податливой поверхности стены галереи, вздувшейся от множества слоев шпаклевки и дешевой белой краски. Таттл заставляет задуматься о плавности линий и оттенках древесных волокон, об обтрепанных шерстинках, торчащих из куска шпагата, о гранях и бликах мятого целлофана и о разнообразии белых, серых и кремовых оттенков смятой в шарик белой бумаги.
В работе «Третий кусок веревки» (1974) Таттл наделяет семи с половиной сантиметровый обрезок белой хлопчатобумажной веревки, расположенный горизонтально и в трех местах пригвожденный к белой стене, скрытой силой, которая, если правильным образом ее вложить – и в этом ключ, – пробуждает ассоциации с жестокостью акта распятия и культовым крестом. А в другом произведении – «Белый шарик, синий свет» – овальная тень, лежащая на полу у подножия шарика, является важнейшим элементом инсталляции. Тень представляет собой плоский черный контур, который отражает объемную форму белого шарика, в то же время контрастируя с ней; он как якорь оттягивает восходящую карандашную линию, закрепляя шарик, прижимая его к стене.
После посещения выставки Таттла я обнаружил, что вновь обрел терпимость к определенным вещам, и зачарованно наблюдаю за ними: вот муха трет ножкой об ножку, вот цветные узоры и текстура цемента и пробковой плиты, а вот акробатические, неожиданные изгибы использованной зубной нити. То, что произведение искусства сделано из обыкновенных материалов, – напоминает нам Таттл, – не значит, что в нем не может быть трансформаций, что повседневность не может усилить нашу осознанность.
В необходимом контексте простой шарик может преобразовать целую комнату и превзойти самое себя. В «Белом шарике, синем свете» Таттл заключил в нескольких бытовых предметах приступ меланхолии и ощущение окончания праздника, которые овладели мной – нечто эмоционально тяжелое, берущее начало в обыденных и физически легких вещах.
Стоя на выставке Таттла в Уитни, я сначала не стал приглядываться к маленькому белому воздушному шарику, затопленному синим светом, думая, что это всего лишь ироничный каламбур, но потом меня осенило: как часто все мы упускаем последнюю возможность, слишком поздно понимая, что музыка больше не играет, что уже включают свет, и тот человек, с которым мы надеялись потанцевать, уже ушел… а потом мы внезапно приходим в чувство, отрезвленные вспышкой света, и с резким, неконтролируемым выдохом из наших легких вместе с воздухом как будто уходит надежда, и мы чувствуем себя брошенными, пустыми, одинокими, не способными, как шарик Таттла, подняться, сдвинуться с места? Я, наверное, проецирую? Да, и, возможно, даже слишком. Но «Белый шарик, синий цвет» – действительно одна из самых впечатляющих инсталляций Таттла из тех, что я видел, и именно потому, что я не ожидал такого эффекта, и потому, что она увлекла меня и внезапно раскрыла свою глубину и юмор. Эта инсталляция оставила у меня ощущение смутной тоски.
Инсталляции Таттла исследуют границы между произведением искусства и окружающей средой, постоянно смещая и переосмысляя пределы того, насколько далеко может зайти произведение. Отчасти сила белого шара Таттла и его мягкого синего света заключалась в расположении в сравнительно открытом, холодном пространстве старой, пустынно-белой галереи Уитни на Мэдисон-авеню, которое усиливало ощущение ничтожности, одиночества и исчерпанности, ощущение того, что если хорошие времена и не прошли окончательно, превратившись в плохие, то просто остались в подвешенном, игривом состоянии вечного ухода.
Глава 15
Погружение
Джереми Блейк: Винчестерская трилогия
Когда художник-постановщик экспериментальных фильмов Джереми Блейк покончил с жизнью в июле 2007 году (за десять дней до этого он узнал, что его девушка Тереза Дункан – гейм-дизайнер и критик – совершила самоубийство в их ист-виллиджской квартире), мир искусства лишился визионера – художника-абстракциониста и создателя сюжетно-тематической живописи, который пользовался экраном как движущимся холстом.