Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Безусловно, в официальной испанской трактовке этих событий павшие пополняли пантеон героев фаланги. Вот как писалось об одном из них: «Энрике Сотомайор был одним из первых добровольцев, готовых идти на риск и самопожертвование. Вспоминается один случай из нашей боевой жизни. Во время продвижения вперед его подразделение вышло к реке шириной в 200 футов, которую необходимо было перейти. На противоположном берегу находилась баржа, благодаря которой мы могли бы разрешишь нашу проблему. Было холодно, термометр показывал температуру ниже нуля, но Сотомайор, не раздумывая, раздетый до пояса, выпил бутылку водки и перешел реку в этом аду, славном Посаде. Он никогда не искал легких путей.

Он был смел и находчив, его поведение служило примером для других. Он обладал высокой моральной силой. В часы отдыха у костра или в доме у печки он развлекал нас своими интересными историями. Иногда разговаривал на литературные и другие темы, рассказывал сказки. Энрике был любим всеми товарищами, и после его смерти нам его не хватало, заменить его было некем. Мы утешались только тем, что он сам жаждал борьбы, с нетерпением шел к цели и совершил высший акт служения Родине.

Как-то ночью на берегу Березины, когда жизнь в лагере затихла, а над нами висело холодное ночное небо, мы сидели у костра и вспоминали клятву Фаланги. А потом Сотомайор сказал: „Без ложного пафоса, который многие не любят, мы должны умереть здесь, на фронте. И если мы принесем себя в жертву во имя сильной Испании, это будет блаженная кончина, которая позволит победить правде и справедливости“»[304].

Главный католический праздник — Рождество — в 1941 г. испанцы встречали, как могли. Кроме религиозных песнопений и чтений стихов нужно было как-то украсить свой быт: «Полковник Эспарса очень жалел об отсутствии у него кастильских яслей и сцены с родившимся Христом.

Как и большинство добровольцев, он перенял немецкие рождественские традиции. В его командном пункте была елка, украшенная свечами, бумагой и новым испанским усовершенствованием — надутыми презервативами. Даже на грузовики и машины водружались маленькие сосенки в честь праздника»[305].

В этот праздник хотелось быть чище и добрее. Добрее, например, к мирному населению. Вот как испанцы отметили его в небольшой деревне, расположенной недалеко от Мясного Бора: «Название Арефино мне показалось очень благозвучным. Оно расположено севернее реки Волхов, ближе к Ленинграду. К нему мы подошли после ночлега в Шевелево. У нас навсегда остались теплые воспоминания об этом месте. Это было время спокойствия на Рождество 1941 года.

В Арефино жили хорошо. Дома от войны не пострадали, в них было тепло и уютно. Люди были доброжелательные, но с советизированным складом ума. Гражданские лица: мужчины, женщины, дети — создавали впечатление героев из старого русского романа Гоголя или Толстого. Там я увидел самые красивые иконы и узнал музыку и подлинный текст песни „Волга-Волга“. С нею меня познакомил Володя, мальчик 12–13 лет»[306].

Несмотря на столь романтический, практически религиозный настрой, охота за «сувенирами из России» не прекращается. «В качестве сувениров можно было привезти несколько икон, любые значки, таблички или религиозные образа. В каждом доме в советской России, где официальной религией был атеизм, в углу висели образа. Скромные, приветливые крестьяне никогда не забывали зажечь лампаду у иконы Богоматери или перед другими благочестивыми образами. Перед сном, согласно их православному обряду, они истово крестятся. Вступив в Россию, мы не думали об „охоте“ за иконами, нам хотелось сохранить лучшие воспоминания о нашем пребывании там. Великолепные коллекции икон были потеряны в этой опасной кампании, но все же я знаю, что некоторые из них сохранились и вернулись в качестве экспонатов в музеи.

Маленькие иконки можно было приобрести по грошовой цене. Миниатюры побольше, возраст которых 3–4 века, — за пачку папирос или бутылку водки. Естественно, это все документально не оформлялось»[307].

Но тяжелые зимние бои плохо настраивали на подлинно праздничное настроение. Все чаще синонимом боя становится слово «мясорубка». На испанских картах обозначен населенный пункт с советским названием «Udarnik». Это не совсем правильно. Так назывался колхоз, располагавшийся в старинной русской деревне Захарьино, что в 6 км от Мясного Бора. Здесь некогда находилось имение Онег, принадлежащее матери великого русского композитора Сергея Рахманинова.

Самая главная достопримечательность Захарьино — Троицкая церковь, памятник русской архитектуры конца XVII столетия. В годы Великой Отечественной войны она сильно пострадала. Исчезли колокольня и крыльцо, часть галереи с запада и западная стена трапезной. На данный момент Троицкая церковь, как и многие памятники, все еще ждет своей очереди на реставрацию. История ее разрушения напрямую связана с ожесточенными боями, которые шли здесь между частями Красной армии и Голубой дивизией зимой 1941/1942 г.