Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

В советском документе не без злорадства отмечалось, что те солдаты, которые рассчитывали заработать в России деньги, сильно в этом просчитались: «Обещание так и осталось обещанием. Никто не получил 1000 песет и, по объяснению офицеров, эти деньги удержаны за полученное обмундирование. Солдаты получают письма от родных, которые пишут, что не получили обещанного жалованья, в некоторых случаях из-за отсутствия необходимых бумаг или по другим причинам»[331].

Нельзя сказать, что этот отчет (тем более что он вышел под грифом «совершенно секретно») является совершенно уничижительным по отношению к противнику: «В легкой победе Германии многие солдаты начинают сомневаться, ведутся даже разговоры о том, кто выиграет войну. С Москвой и Ленинградом, говорят, получилось то же самое, что и с Мадридом, т. е. поскольку не удалось их взять раньше, теперь уже это невозможно.

Несмотря на все это, солдаты Голубой дивизии верят в окончательную победу Германии ввиду усиленной немецкой пропаганды»[332].

И далее: «Все солдаты без исключения верят в победу немцев. Это основано на успешной немецкой и испанской пропаганде, использующей для этой цели военные успехи немцев. Для этой цели используются также дивизионная газета „Оха де Кампанья“ (полевой листок) и немецкий иллюстрированный журнал на испанском языке, которые читают все солдаты. Военнопленный Кастальяно, перебежавший к нам, заявил, что он рискнул пойти на это, т. к. был коммунистом и ему грозило рано или поздно попасть в руки немцев. Он сказал, что солдаты говорят между собой, зачем сдаваться в плен, когда через несколько месяцев снова попадешь в плен.

Солдаты также были предупреждены, что в случае перехода к нам их семьи будут брошены в тюрьму. Поэтому солдаты так боятся, чтобы их имена не попали в газету. Офицеры убеждают солдат, что русские расстреливают всех пленных, так как они знают, что солдаты „Г. Д.“ все являются добровольцами.

Офицеры убеждали солдат, что русские очень жестоки, что на этом участке фронта находятся монгольские войска, которые прикалывают перебежчиков штыками.

Так, офицеры рассказывают солдатам, что в Посаде все раненые испанцы были прикончены русскими штыками.

Была организована также сложная система слежки и шпионажа, охватывающая всех солдат и проводившаяся фалангистами по инструкциям командования. Все военнопленные утверждают, что, оставаясь наедине, солдаты боятся говорить открыто»[333].

В данном отчете, предназначенном для советского руководства, содержится весьма разноплановая информация. Может быть, несколько ханжески выглядит следующий абзац: «Для многих солдат, в особенности католиков, а таковыми является большинство солдат, явилось полной неожиданностью и даже потрясением, когда они увидели церкви в наших деревнях и городах и иконы в домах, причем, это не преследовалось коммунистами. Это шло в полный разрез с теми россказнями, которые они слыхали о преследовании религии в СССР»[334].

Русское население, в особенности проживающее в сельской местности, к 1941 г. оставалось в большинстве своем религиозным. Начавшаяся война еще сильнее обострила это чувство. Поэтому иконы, которые увидели испанские солдаты, находились в сельских домах не благодаря, а вопреки политике советской власти.

Особое внимание в документе уделялось разногласиям между немцами и испанцами. Для того чтобы их подчеркнуть, советские пропагандисты даже приводили информацию, положительно характеризующую старших испанских офицеров: «Испанские солдаты сильно недолюбливают немецких. Военнопленные рассказывали о скандалах в Графенвере между испанскими и немецкими солдатами, а также и в Новгороде. Говоря между собой, солдаты „Г. Д.“ часто замечали, что в то время, когда они полуголы, грязны, недоедают, немцы живут несравненно лучше их.

Военнопленный Луис Пендес Лорра рассказывал, что полковник Пиментель собрал своих солдат и спросил их, как они питаются. Солдаты отвечали, что питаются неплохо. Тогда полковник сказал: „Вы говорите неправду, я знаю, что вас кормят плохо, но это не моя вина. Эти сучьи сыны — немцы не выдают мне достаточно продуктов“»¹.

Также подчеркивались конфликты между профессиональными военными и фалангистами, офицерами и рядовыми: «Между сержантами и фалангистами часто возникают пререкания. Военнопленные рассказывают, что ссоры иногда протекают в очень жаркой обстановке.

Нас (т. е. советскую сторону. — Б. К.) сильно интересовала практическая деятельность фалангистов. По единодушному заявлению всех военнопленных, фалангисты не развертывали никакой пропаганды. Они рассказывают, что фалангистов больше всего в штабе, в охране и во вспомогательных подразделениях. Имеются также группы фалангистов в ротах.