Высокий и узкобедрый,стройней тростников лагуны,идет он, кутая теньюглаза и грустные губы;поют горячие венысеребряною струною,а кожа в ночи мерцает,как яблоки под луною.И туфли мерно роняютв туманы лунных цветенийдва такта грустных и кратких,как траур облачной тени.И нет ему в мире равных —ни пальмы в песках кочевий,ни короля на троне,ни в небе звезды вечерней.Когда над яшмовой грудьюлицо он клонит в моленье,ночь на равнину выходит,чтобы упасть на колени.И недруга ив плакучих,властители бликов лунных,архангела Габриэляв ночи заклинают струны.— Когда в материнском лонезальется дитя слезами,припомни, что этот бисерцыгане тебе низали!
II
Анунсиасьон де лос Рейесза городской стеноювстречает его, одеталохмотьями и луною.И с лилией и улыбкойпред нею в поклоне плавномпредстал Габриэль-архангел,Хиральды
{137}прекрасный правнук.Таинственные цикадыпо бисеру замерцали.А звезды по небосклонурассыпались бубенцами.— О Сан-Габриэль, к порогуменя пригвоздило счастьем!Сиянье твое жасминомскользит по моим запястьям.— С миром, Анунсиасьон,о смуглое чудо света!Дитя у тебя родитсяпрекрасней ночного ветра.— Ай, свет мой, Габриэлильо!Ай, Сан-Габриэль пресветлый!Заткать бы мне твое ложегвоздикой и горицветом!— С миром, Анунсиасьон,звезда под бедным нарядом!Найдешь ты в груди сыновнейтри раны с родинкой рядом.— Ай, свет мой, Габриэлильо!Ай, Сан-Габриэль пресветлый!Как ноет под левой грудью,теплом молока согретой!— С миром, Анунсиасьон,о мать десяти династий!Кто встретил твой взор горючий,его позабыть не властен.Запело дитя во чревеу матери изумленной.Дрожит в голосочке песняминдалинкою зеленой.Архангел восходит в небоступенями сонных улиц…А звезды на небосклонев бессмертники обернулись.
КАК СХВАТИЛИ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО НА СЕВИЛЬСКОЙ ДОРОГЕ