Смутно уходят упряжкив край тишины тростниковоймимо омытого влагойримского торса нагого.Гвадалквивирские волныстелют их в зеркале плесовмеж гравированных листьеви грозовых отголосков.И возле старых повозок,в ночи затерянных сиро,поют, вышивая, детипро вечную горечь мира.Но Кордове нет печалидо темных речных дурманов,и как ни возводит сумракархитектуру туманов —не скрыть ее ног точеныхнетленный и чистый мрамор.И хрупким узором жестидрожат лепестки флюгарокна серой завесе бризаповерх триумфальных арок.И мост на десять ладовтолкует морские вести,пока контрабанду вносятпо старой стене в предместья…
II
Одна лишь речная рыбкаиглой золотой сметалаКордову ласковых плавнейс Кордовой строгих порталов.Сбрасывают одеждыдети с бесстрастным видом,тоненькие Мерлины,ученики Товита
{136},они золотую рыбкуковарным вопросом бесят:не краше ли цвет муската,чем пляшущий полумесяц?Но рыбка их заставляет,туманя мрамор холодный,перенимать равновесьеу одинокой колонны,где сарацинский архангел,блеснув чешуей доспеха,когда-то в волнах гортанныхобрел колыбель и эхо…Одна золотая рыбкав руках у красавиц Кордов:Кордовы, зыблемой в водах,и горней Кордовы гордой.