Антоньо Торрес Эредья,Камборьо сын горделивый,в Севилью смотреть корридушагает с веткою ивы.Смуглее луны зеленой,шагает, высок и тонок.Блестят над глазами кольцаего кудрей вороненых.Лимонов на полдорогенарезал он в час привалаи долго бросал их в воду,пока золотой не стала.И где-то на полдороге,под тополем на излуке,ему впятером жандармыназад заломили руки.Медленно день уходитпоступью матадораи плавным плащом закатаобводит моря и долы.Тревожно чуют оливывечерний бег Козерога,а конный ветер несетсяв туман свинцовых отрогов.Антоньо Торрес Эредья,Камборьо сын горделивый,среди пяти треуголокшагает без ветки ивы…Антоньо! И это ты?Да будь ты цыган на деле,здесь пять бы ручьев багряных,стекая с ножа, запели!И ты еще сын Камборьо?Подкинут ты в колыбели!Один на один со смертью,бывало, в горах сходились.Да вывелись те цыгане!И пылью ножи покрылись…Открылся засов тюремный,едва только девять било.А пятеро конвоироввином подкрепили силы.Закрылся засов тюремный,едва только девять било…А небо в ночи сверкало,как круп вороной кобылы!
СМЕРТЬ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО
Замер за Гвадалквивиромсмертью исторгнутый зов.Взмыл окровавленный голосв вихре ее голосов.Рвался он раненым вепрем,бился у ног на песке,взмыленным телом дельфинавзвился в последнем броске;вражеской кровью омыл онсвой кармазинный платок.Но было ножей четыре,и выстоять он не мог.И той порой, когда звездыночную воду сверлят,когда плащи-горицветыво сне дурманят телят,древнего голоса смертизамер последний раскат.Антоньо Торрес Эредья,прядь — вороненый виток,зеленолунная смуглость,голоса алый цветок!Кто ж напоил твоею кровьюгвадалквивирский песок?— Четверо братьев Эредьямне приходились сродни.То, что другому прощалось,мне не простили они —и туфли цвета коринки,и то, что кольца носил,а плоть мою на оливкахс жасмином бог замесил.— Ай, Антоньито Камборьо,лишь королеве под стать!Вспомни Пречистую деву —время пришло умирать.— Ай, Федерико Гарсиа,оповести патрули!Я, как подрезанный колос,больше не встану с земли.Четыре багряных раны —и профиль как изо льда.Живая медаль, которойуже не отлить никогда.С земли на бархат подушкиего кладет серафим.И смуглых ангелов рукизажгли светильник над ним.И в час, когда четверо братьеввернулись в город родной,смертное эхо затихлогвадалквивирской волной.