Испанские поэты XX века

С заржавленным копьем, под видом пушки, твердьземную, чахлую, где чаянья и корнисажает человек, пересекает смерть,кидая соль, как дождь, и черепа, как зерна.Цветение эпох —как долго радость длится?Ведь солнце кровь гноит, и затрудняет вздох,и заставляет тьму темнейшую родиться.И боль и плащ ееопять, опять выходят нам навстречу.Опять в тупик, где слезы — бытие,вхожу, дождем иссечен.Я в этой тьме навечно;ее окраска — горечь без исхода,и в ней что глаз, что поводырь — слепец;светильник гаснущий стоит еще у входа,где ожерелье из неистовых сердец.Внутри колодца плакатьв соседстве с безутешною основойводы, и слез, и мрака,и сердца я желал бы, —там, где б никто не знал ни глаз, ни слова

моих и праха слез не увидал бы.Вхожу медлительно и лоб склоняюмедлительно, и сердце рвут ударымедлительно, и, медленно сникая,я плачу вновь, припав к ногам гитары.Среди всех павших, и в тоске и в болине забывая эха ничьего,за то, что он звучал в моей душе всех боле,я, плача, выбираю одного.Он звался Федериковчера, — и вот зовется мертвецом;ходил вчера по всей земле великой —и вот лежит в земле под чабрецом.Подумать: кем ты был и — нет тебя!Волненье и улыбку,которых слушались гранит и скрипка,от губ своих отбросив,ты стал печальным, и теперь, скорбя,ты рая только для кладбища просишь.Свинцовый, без движенья,сон вижу твой сквозь брови,защиту — безразличье уваженья —и твой наряд — скелет без капли крови.

Тот ветер, что мгновеньяуносит, как лавиной,унес с собой твой век, твой голубиный;твой век — прибой из пены, воркованьеи в небесах и в окнах трепетанье.Ты с яблоком в родстве,не справиться червю с твоею кровью,не пировать ему на смертном торжестве,и яблоня, чтоб дать плоду здоровье,к твоим костям прильнет, а не к траве.Хотя умолк источник говорливый,голубки сын по крови,внук соловья, а также внук оливы,пока земля бежит по собственному следу,ты — иммортели муж и вечной и счастливой,ты — перегной, что жимолости предок.Как смерть проста и даже простодушна,но как ее несправедлива кара!Всегда спешит и бьет ножом бездушно,когда совсем не ждешь ее удара.Ты, зданье крепкое, теперь без крыши,бескрылый ястреб, а летал всех выше;

ты — мощный рык, что слышенвсе тише, и все тише, и все тише.Так пусть же кровь веселая твояказнит, как страшный молот,того, кто смертью обуздал тебя.Плевком, серпом расколот,да будет лоб его в позоре бытия.Умрет поэт — и в ранах мирозданье,и умирает в самой глубине.Космический озноб неведомых созданийгорами движет в страшной тишине,а ложем рек бежит смертельное сиянье.Селенья воплей слышу, долы жалоби вижу лес из глаз — сырой, суровый,он половодьем слез навеки окружен;и в вихре из ветров и листьев палыхвслед трауру приходит траур новый,вслед стону — стон и стон.Твоих костей не вырвать, не развеять,вулкан вина и ульев гром мятежный,поэт ткача искусней, горький, нежный;над жаром поцелуев тихо рея,узнал ты меж кинжальными клинками,

что нескончаемы любовь, и смерть, и пламя.Чтоб в смерти быть с тобой на каждый случай,все уголки и неба и землизаполнила гармония созвучий,как вспышки молний в голубой дали.И кастаньет рассыпанные кучи,и батальоны флейт, цыгане, бубны,полет шмелей и скрипок,терзания гитар и голос трубный,вторжение валторн, кларнетов всхлипы…Но инструментов всех сильней молчанье.Потерян ты в пыли и без сознанья,а смерть — предел потери:как будто твой язык, твое дыханьенавеки под замком за чьей-то дверью.И будто я иду с твоею тенью,иду я со своею;ковром — молчанье под ночною сенью,а кипарис все требует: темнее!С твоей агонией твой голос цепенеет,как виселицы грубая подпорка,и похоронное питье я пробую безгневно.Ты знаешь, Федерико Гарсиа Лорка,что я из тех, кто смерть вкушает, ежедневно.