Испанские шахматы

Грёза плакала и плакала, пока не обессилела. Сделка накапала ей лекарства, поднесла.

– Выпей! Нервы-то и у молодых не железные. Она тебе кто? Бабушка?

– Нет. Соседка.

Девушка не стала вдаваться в подробности, ей вообще не хотелось говорить. Сиделка вздохнула.

– Хочешь чаю? – спросила она. – Крепкого, с сахаром? Пойду приготовлю.

Сиделка вышла в кухню. А Грёза неотрывно смотрела на больную, пытаясь проникнуть в ее мысли. Ощущает ли она что-либо? Думает ли о чем-то? А может быть, она уже далеко отсюда и здесь лежит только ее тело, изможденное и дряхлое, непригодное для жизни… Тонкая субстанция Грёзы словно пустилась вдогонку за ускользающей сущностью Полины, которую люди называют кто умом, кто душой, кто астральным телом, подразумевая под этим неуловимую и неразгаданную природу человека. И где-то за пределами материального мира они встретились…

– Я ухожу… вместе с Варенькой… – словно произнесла Полина, совсем не такая, какой знала ее Грёза: сотканная из прозрачно-сияющих нитей. – Ты остаешься… Виктор приходил к Вареньке за спичками… но это уже не имеет значения. Мы не успели рассказать тебе! Но и это уже неважно. Скоро ты все узнаешь… сама.

В какой-то миг перед девушкой словно открылся занавес, и явились поразительно отчетливые, яркие картины смутно знакомой жизни. Уходящие за горизонт горы, залитые лунным светом, стук лошадиных копыт по каменистой дороге, кибитка, цыганка с загорелым, изборожденным морщинами лицом. Грёза напряженно всматривается, и вдруг все меняется. Чернявая женщина с высоким гребнем в прическе, в черной кружевной мантилье закрывается черным веером… Она смеется, эхо разносит ее смех под каменными сводами, мелькают ее глаза, ее руки, ее красные блестящие губы. Она превращается в черную королеву, увенчанную драгоценной диадемой, – в черного ферзя, скользящего по каменному полу из светлых и темных плит. Она ласкает белого короля, обвивает его нежными руками, целует. На рубашке короля и на его коже выступает кровь…

– А-а! – вскрикнула Грёза.

– Что стряслось? – сиделка едва не пролила чай.

– Я… спала? Мне что-то привиделось.

– Да на тебе лица нет, – сиделка жалостливо покачала головой. – Ай-яй-яй! Иди-ка ты к себе, девочка, отдохни. Не дай бог, сама захвораешь.

– А вы? Вам помощь не нужна?

– Я управлюсь! Не впервой.

– Если Полина… если она… – Грёза запнулась, прижала руки к груди. – Вы меня позовете? Я рядом живу, вторая дверь налево.

Сиделка догадалась, о чем она просит, и неторопливо, с достоинством ответила:

– Позову, не волнуйся. Ступай.

* * *

Жизненные коллизии, как и шахматные партии, протекают по-разному – иные после бурного старта захлебываются и вяло тянутся к завершению. Иные, наоборот, начинаются неторопливо, набирают темп к середине и стремительно несутся к финалу. Похоже, в описываемой истории невидимый игрок выбрал второй вариант.

Смерть Варвары Игнатьевны послужила переломным моментом, после которого события посыпались одно за другим, подобно снежной лавине. Снега?, накапливаясь на горных склонах, достигают критической массы и срываются вниз…

Ирбелин заканчивал просматривать бумаги, когда в его кабинет, проигнорировав громкий протест секретарши, запыхавшись, вошел директор агентства «Перун».

– Ты что, с цепи сорвался? – недовольно пробурчал патрон.

– Еще нет, но почти созрел для такого шага!

– Остынь! Чего тебе налить? Виски или воды?

– Лучше водки, – плюхнулся в кресло Глинский.

– Все сделал? – хозяин кабинета смерил его сердитым взглядом. – Документы в порядке? Договора подписаны?

– Вас только это интересует?

Ирбелин поднял на него полные холодного бешенства глаза.

– Ты никак белены объелся, парень! – процедил он сквозь зубы. – Хамишь? Какая муха тебя укусила?

– Цеце!

– Заметно. Я вот что решил. Жениться тебе пора, Жора! Засиделся ты в холостяках! Гормоны в голову ударили. Свобода, она не всем мужикам на пользу идет.

– Обе старушки мертвы, – отмахнувшись, брякнул Глинский. – Пока я по городу мотался, мне сиделка позвонила. Полина Прокофьевна тоже преставилась. Царствие ей небесное!

Он неумело, неуклюже перекрестился. Ирбелин положил руки на стол, уставился на него, не мигая. Ждал продолжения. Георгий Иванович оглянулся на дверь, наклонился и прошептал:

– Что-то тут нечисто…

– Ты в своем уме?! – возмутился патрон. – Что значит – нечисто?

– Ну, как бы это сказать… Вы приобрели здание, и жильцы один за другим покидают этот мир! Не удивлюсь, если правоохранительные органы заинтересуются…

– Ты на что намекаешь? – не дослушал Ирбелин. – Сейчас и молодые пачками мрут, не то что пенсионеры. Обеим бабкам, насколько мне известно, перевалило за восемьдесят?

– Так-то оно так…

– Ты давай не темни! – хлопнул ладонями по столу Ирбелин. – Есть подозрения какие-нибудь? Выкладывай.

– Нечего выкладывать, – схитрил Глинский. Он подумал, что карты пока раскрывать рано. – Просто… нехорошее совпадение.

– Смерть всегда дурно пахнет, – патрон поморщился, отвернулся к окну. – Не скрою, нам на руку, что потребуется расселять меньше людей, но так уж господь бог распорядился. Заплати, кому надо, чтобы нас зря не беспокоили!