Испанские шахматы

Ольга прозревала с такой ужасающей быстротой, что у нее гудело в висках и пылало в груди. Прежде она думала, что стоит на краю пропасти, тогда как на самом деле была на приличном расстоянии от обрыва. Она считала себя настолько несчастной, раздавленной и уничтоженной, что худшего с ней уже случиться не могло. Она полагала, что жизнь лишила ее всего, тогда как только теперь перед ней разверзлась настоящая, а не иллюзорная бездна…

Разлука с Фэдом погрузила ее в сон, который она ошибочно принимала за явь. Она видела сны, создавала сны – то горькие, то страшные, полные то нечеловеческих мук, то мрачной тишины. Она любила слишком сильно, чрезмерно – и не вынесла этого. Она превратила любовь в бремя, которое поглотило ее. Она питала свое сердце ненавистью – и надорвалась. Ненавидеть оказалось неизмеримо труднее, чем любить.

За какие-то минуты Ольга словно прошла через горнило, в котором сгорели остатки ее снов. Все исчезло, уступив место любви, которая взошла на руинах отчаяния и боли, – прекрасный чистый цветок, непорочный, как в день творения. И в измученной, истерзанной душе Ольги, как после грозовой бури, выкорчевавшей с корнями вековые деревья, воцарились благословение и покой. Любить было легко. В тот же миг, как Ольга ощутила эту легкость любви, она ощутила в себе и ее неугасимый свет.

Бросившись к клавиатуре, она писала сообщение за сообщением, но они уходили в пустоту, оставаясь без ответов. Она посылала и посылала письма, которых, по-видимому, никто не читал. Тогда Ольга схватилась за телефон, как утопающий хватается за соломинку. Она набрала номер, на который сама же наложила табу. Она набирала другие номера, в угаре не замечая, что сигнала нет. Телефон по неизвестной причине вышел из строя. Она даже не могла позвонить в ремонтную службу, чтобы пришел мастер и устранил поломку. А на мобильном, как назло, закончились деньги, она совсем забыла пополнить счет. Сам дьявол играл против нее!

Безумная лихорадка охватила Ольгу, ее ум метался в поисках выхода, а тело отказывалось подчиняться: затылок онемел, шея и руки словно свинцом налились, к горлу подступила дурнота, грозя погасить сознание. Сказались последствия полученных травм, и Ольга то проваливалась в беспамятство, то приходила в себя. Сколько длилось это состояние на грани несуществования, она не знала. В очередной раз очнувшись, она сквозь застилающую глаза пелену увидела большой циферблат настенных часов и стрелки, которые приближались к условленному времени.

Ей понадобилось усилие, чтобы дотянуться до коробочки с лекарствами, достать нужные таблетки и проглотить. Хорошо, что вода и медикаменты всегда под рукой – и на рабочем столе, и на прикроватной тумбочке, и в кухне, и даже в ванной на полочке под зеркалом. Проехать во время приступа даже несколько метров удавалось редко, поэтому лучше было держать все необходимое поблизости.

От простого движения Ольгу бросило в испарину и дрожь, но все это не шло ни в какое сравнение с тем ужасным грузом, который внезапно свалился с ее плеч. Бледная и слабая, едва дыша, она познавала заново сияющий мир – и эту оклеенную голубенькими обоями гостиную, и окно во двор, и этот прильнувший к стеклам весенний вечер; диван с велюровыми подушками по углам, мамин портрет на серванте, ее любимую греческую вазу – десятки, сотни прелестных мелочей, придающих уют человеческому жилью. Казалось, какая-то милосердная рука сжалилась над Ольгой и стерла черную копоть, пыль и паутину с окружавшей ее картины жизни. Шум в ушах стих, в голове прояснилось, и Ольга заплакала – впервые за целую вечность из ее глаз текли слезы не горьких сожалений, обид, неизбывной тоски и безнадежности. То были обильные, искупительные слезы примирения и… счастья. Да, счастья! Ибо не каждому выпадает такая встреча и такая любовь, какие довелось пережить ей.

«Ничто не исчезает бесследно, – ясно поняла Ольга. – Особенно сила чувств. Она растворяется в несущихся по небу облаках, в напоенном апрельской свежестью воздухе, в сердцах незнакомых людей, во всем этом стройном, античном великолепии Петербурга с его белыми ночами и молчанием звезд, отраженных в воде каналов».

В ее голове молнией вспыхнуло слово: «Сегодня»! Господи… сегодня! Нет… Нет! Нет!» Но стрелки часов произнесли приговор, показывая время вечерних новостей. Ольга схватила пульт, непослушными пальцами переключая каналы… Вот он, роковой выпуск «Криминальной хроники».

Молодой вихрастый репортер, стоя на фоне голых деревьев, освещенных телевизионным прожектором, бойко тараторил про покушение на некоего господина Ирбелина, успешного коммерсанта, который занимается операциями с недвижимостью, оптовой торговлей, страховым бизнесом и прочими видами предпринимательской деятельности.

– Выстрелы прозвучали во дворе вот этого дома, – сообщил репортер, и на экране показался небольшой обветшалый особнячок, – когда господин Ирбелин выходил из своей машины. Бизнесмен намеревался отремонтировать здание, недавно приобретенное им, под элитный ночной клуб. Обычно он ездит с телохранителем, но в этот раз сам был за рулем.