«Я предложила обвязать его длинной веревкой и спустить вниз через эту дыру, — ответила дама и невозмутимо показала, как именно она бы это сделала. — Если двое из нас сейчас сойдут по лестнице вниз, то один сможет быстро вернуться вместе с веревкой».
«А зачем двое?» — спросила я.
«Второй должен остаться внизу и предупреждать людей, чтобы сюда пока что никто не ходил».
«Но предупреждать могут и испанцы…»
«Что Вы, — улыбнулась мне японка, — должно быть, Вы совсем недавно в Испании?»
«Да».
«Это заметно. Видите ли, испанцы не могут выполнять поручений; они очень милые люди, но они или забывают, или увлекаются чем-то другим».
«Вот как… А каталонцы?»
Японка подумала.
«Пожалуй, Вы правы, — признала она, — каталонцы внушают больше доверия».
Тут я сообразила, что мы обсуждаем какой-то малореальный, фантастический план. Я представила себе Фила — бесчувственного, болтающегося на веревке посреди шахты — и мне едва не стало дурно самой. В этот момент по шахте мимо нас пронеслись, один за другим, два знакомых скандинава; при этом летящий впереди старался извиниться перед своим последователем. Вежливость иногда вредит людям, подумала я. Если бы в тот раз небрежному скандинаву не сказали: «к вашим услугам», а всыпали бы по первое число, он был бы, может, поосторожней и не вывалился бы вдругорядь, вдобавок увлекая за собой спутника. Теперь же они оба вполне могли и разбиться — кто знает, найдутся ли внизу соотечественники, чтобы их уловить?
Пока я раздумывала о скандинавах, вниманием группы японцев овладела женщина с малышом за плечами — по правде сказать, самая худенькая и невзрачная из всех. Она что-то говорила, показывая в сторону стены, и все остальные понемножку смолкали.
«Что эта женщина говорит?» — спросила я у своей пожилой собеседницы.
«Когда мы стояли на смотровой площадке, — ответила та, — сверху спустился воздушный шар и бросил свой якорь прямо на площадку — уцепился за нее, как, знаете ли, морской конек. Митико-сан говорит, что могла бы попросить воздухоплавателя снизить свой шар немного еще; таким образом, если Ваш муж сумеет спуститься до первого же балкончика (который отсюда совсем недалеко), то с этого балкончика он перешел бы прямо в корзину».
«Но как добраться до балкончика?» — спросила я.
«Именно над этим все мы сейчас и думаем; если, к примеру, он бы смог пересесть на следующую ступеньку вниз от него…»
«А потом — на следующую», — догадалась я.
«Да. И так далее».
«Это гениально, — сказала я. — И… знаете? Не нужно никакого воздушного шара. Мы просто доберемся таким образом до балкончика и присядем на нем; вы все пройдете, а потом мы уж сами как-нибудь дальше».
Дама объяснила всем остальным содержание нашей беседы. Японцы дружно поаплодировали сообщению и стали поздравлять нас со столь удачно найденной мыслью. После этого план был приведен в исполнение. На каждую новую ступеньку Фил перемещался все увереннее, а когда сбоку от нас — теперь уже слева, как ты понимаешь — опять появились низкие столбики, он и вовсе нашел в себе силы встать на ноги; при этом японцы, восхищенно глядя на него, поаплодировали вторично.
«Дух этого человека очень могуч», — громко сказал тучный японец и поклонился.
Фил вымученно улыбнулся и прижался к высокому столбу, пропуская всех японцев под стеною (хотя здесь-то уже особой нужды в этом не было); и каждый японец, проходя мимо него, отвечал ему вежливой улыбкой и уважительно кланялся.
Восточные церемонии, подумала я с некоторой неприязнью, уверенная, что в глубине души они смеются над ним. Но пока они проходили, рядом со мной остановилась пожилая дама, моя недавняя собеседница, и сказала мне следующее: «Наверху так хорошо! Глядя то, как Ваш муж преодолел себя, мы уверены, что в следующий раз вы с ним уж точно доберетесь до площадки; желаем Вам, чтобы это случилось как можно скорей». Я поглядела на нее и вдруг поняла, что уважение японцев было полностью искренним. Это меня удивило больше всего; и даже сейчас, через столько времени, это так и осталось для меня самым удивительным из всего, что я видела в башне.
Ана умолкла.
— Как я понимаю, дальнейший спуск был простым, — заметила Вероника, — но что же Сашенька?
— А-а, — протянула Ана и хихикнула. — Конечно… Сашенька не пропал.
— Хватило трехсот песет?
— Не только хватило… Я почему-то думала, что в игровых автоматах можно только проигрывать.
— В наших уж точно, — хмыкнула Вероника.
— Да ладно, сейчас и у нас наверняка всякие…
— Короче, он выиграл кучу денег?
— Кучу не кучу, а чуррос нам купил.
— Ух ты.
Помолчали.
— Но ты еще что-то собиралась рассказать, — напомнила Вероника, — какую-то свою идею… теорию…
Ана кивнула.
— Да. Я просто забыла. Разволновалась, видишь ли.
— Еще бы! Я и сама разволновалась, слушая такое… просто душа в пятки ушла. Но признайся: насчет скандинавов, летевших один за другим, ты слегка подзагнула?
— С чего ты взяла?
— Не в скандинавском это характере, так вот высовываться и небрежничать. Непохоже на них.
— Да? — оскорбилась Ана. — А ты знаешь, что в Швеции самый высокий в мире процент самоубийств?
— Так ты думаешь, что это было самоубийство?