Исповедь Дракулы

Матьяшу было не до иронии. Король завидовал спокойствию матери, умевшей ко всему относиться с насмешливым равнодушием – сам он просто места себе не находил, вспоминая разговор с папским посланником. Епископ сообщил, что папа Сикст IV гневается и требует ясного ответа, почему Дракула по-прежнему находился в тюрьме, хотя почти год минул с того момента, как святой престол заинтересовался судьбой венгерского пленника. Многочисленные послания из Буды, повествовавшие о зверствах заключенного, якобы насаживавшего на палочки крыс и совершавшего иные, не менее страшные «злодеяния», не производили на главу церкви должного эффекта и только вызывали раздражение. Оправдать содержание Дракулы в тюрьме, рассказывая о его жестокости, не удалось, а придуманный матерью план «примирения», сглаживавший острые углы и скрывавший противоречия, с одной стороны, казался недостаточно убедительным, а, с другой, – пугал Матьяша. Покосившись на обрюзгшую, старую и равнодушную Элизабет, игнорировавшую душевные муки собственного сына, король с раздражением произнес:

– Зря мы, матушка, потратились на эти портреты! За мои кровные деньги я теперь вынужден созерцать лицо, которое хотел бы видеть меньше всего на свете! Я против этого брака! Я против того, чтобы Дракула когда-либо вышел на свободу! Он должен сгнить в тюрьме! Я так хочу! Слышите, матушка, это моя воля! Вот только как… – король задумался, помрачнел. – Надо, чтобы папа от нас отвязался, перестал путаться под ногами.

– У понтифика хватка волкодава. Не рассчитывай на это.

– Как же мне быть?! Ни одно обвинение, выдвинутое против Дракулы, в Ватикане не считают достаточно серьезным! Еще немного и преступником начнут называть меня!

– А что, собственно, случилось?

– Как – что? – Матьяш с недоумением посмотрел на мать. Она, несмотря на возраст, никогда не жаловалась на память, но годы, похоже, давали о себе знать.

Тонкие губы Элизабет растянулись в усмешке:

– Не считай меня выжившей из ума старухой! Просто я говорю о том, что у нас никогда не было проблем с Дракулой. Да, мы действительно арестовали его, поскольку стало известно о тайной переписке Дракулы с султаном и его зверствах в Трансильвании. Мы же не знали, что это был навет саксонцев!

– Саксонцев?!

– Именно. Саксонских купцов, которые разозлились на Дракулу за указ об ограничении торговли на территории Валахии.

– Вообще-то вначале он предоставил им эту привилегию…

– Неважно! Об этом никто уже не помнит. Смотри, что получается, сын мой: саксонцы были злы на князя, а потому написали донос, в котором многократно преувеличили его злодеяния. Ты поверил им и вынужден был арестовать своего вассала, якобы совершившего столь серьезные преступления. Но со временем истина восторжествовала, и стало понятно, что анонимные письма – инструмент мести в руках намеревавшихся очернить Дракулу заговорщиков. На это потребовалось много времени, но тут нет ничьей вины – путь к истине долог и тернист. Поняв в чем дело, ты немедленно выпустил князя из тюрьмы, и теперь он как гость живет при дворе, дожидаясь того момента, когда вновь сможет послужить венгерской короне.

– Да, все это я уже слышал, – Матьяш досадливо махнул рукой, исподлобья, украдкой посмотрев на портрет человека, внушавшего ему не ослабевающий, а напротив, усиливавшийся с каждым годом страх. – План замечательный, но я не хочу… не могу освободить Дракулу! Не могу!!!

– Придется. Тянуть время нам больше не позволят, а идти на открытый конфликт с Ватиканом опасно. Итак, Дракула – наш гость, вскоре мы должны породниться с ним, что доказывает отсутствие конфликтов между нами.

– Сколько я денег потратил на то, чтобы Дракулу называли великим извергом! А теперь получается, что кузина короля выходит замуж за этого неистового злодея, за сына дьявола, в конце концов!

– Если не вкладывать деньги в слухи, они быстро затухнут. К тому же Дракуле придется принять католическую веру, тогда все его прежние грехи окажутся перечеркнутыми. Даже если он и творил дурные дела, это не имеет никакого отношения к покаявшемуся грешнику, вступившему на праведный путь. Риму это понравится.

– Дракула не отречется от своей веры. Никакие пытки его не сломят.

– Пытки – да. Но мы предложим ему свободу. Перед таким соблазном он не сможет устоять.

Элизабет вновь перевела взгляд на свадебные портреты. Она мельком взглянула на заплаканную физиономию племянницы, которой никакие ухищрения художника так и не смогли придать радостный вид, и вновь занялась созерцанием портрета будущего жениха:

– Мне кажется, наш гость слишком бедно одет. Это рубище не для парадных портретов. К тому же худоба… Он выглядит так, словно его достали из глубокого подвала, где он сидел на хлебе и воде лет десять… Могли бы хотя бы подушку под одежду подложить, чтобы он не казался таким тощим.

– Художник рисовал с натуры.