– Да, так и было задумано. Но искусство не должно слепо копировать жизнь. Глядя на этого оборванца, мало кто скажет, что ему хорошо жилось при венгерском дворе. Надо бы его «приодеть». Не стоит жалеть красной и желтой краски, пусть наряд жениха сияет золотом и драгоценностями. Жаль, что художник, начавший рисовать портрет, не сможет довершить начатое…
– А что с ним?
– Он спешно покинул страну. Но любой ремесленник сможет подрисовать дородную фигуру и красивую одежду.
Мать и сын покинули зал. В опустевшем помещении остались лишь два портрета отчаявшихся, растерянных людей…
Он снова не мог заснуть. Последние месяцы бессонница не мучила Влада, но с тех пор, как его перевели в другую, намного более комфортабельную камеру, он лишился покоя. Его тревожила перемена обстановки. Отсутствие цепей, к которым он привык настолько, что почти перестал замечать, нормальная постель, чистая одежда и сытная еда не радовали, а пугали.
Изменилось многое, но только дверь в камере по-прежнему была заперта, а на окне все так же чернел крест из толстых прутьев решетки.
Влада знобило. Плотнее завернувшись в одеяло, он вспоминал события, случившиеся несколько дней назад. В его жизни долгое время не происходило ничего, поэтому любые перемены воспринимались как эпохальные события. Возможность помыться, привести в порядок волосы, надеть приличную одежду больше напоминали сон, но было в этом сне нечто зловещее. А тут еще странная история с художником, начавшим писать его портрет…
Вспоминая о сеансе у живописца, Дракула тревожился все больше и больше, поскольку никак не мог понять, зачем Матьяшу потребовалось его изображение. Еще недавно узник четко видел свою судьбу и смирился с ней. Он знал, что умрет в тюрьме, и это перестало страшить его. Вместе с обреченностью пришло спокойствие, – Влад ничего не хотел, ни к чему не стремился, он ждал смерть, веря, что она дарует освобождение. Казалось, ничто не могло поколебать это выстраданное спокойствие обреченного, но все переменилось в один миг, когда в душе вновь затеплилась надежда. А с ней и страх, тревога, смятение – те чувства, с которыми, казалось, было покончено навсегда. Вера в то, что он сможет выйти на свободу, одновременно давала силы и лишала их. Но вдруг все это было только частью хитроумного плана Матьяша, и вместо свободы его ждали новые изощренные издевательства? Озноб становился сильнее – нервное напряжение возрастало, заставляя тело дрожать крупной дрожью. Влад лежал неподвижно, глядя в стену, а душу его сжигал огонь, и хотелось только одного, – чтобы скорее пришла ясность, чтобы он знал, что ждет впереди.
Скрежет ключа…
Утро пришло незаметно, а с ним и сама судьба. Дракула пристально всматривался в лица тюремщиков, пытаясь угадать приговор, но они были равнодушны. Вновь заковав в цепи, узника вывели во внутренний двор крепости. Свет солнца ослеплял, лишая возможности ориентироваться. Влад остановился, почувствовав сильное головокружение, но его подхватили под локти и поволокли к крытой повозке.
И вновь, как когда-то бесконечно давно – словно в другой жизни – клочок голубого неба, цокот копыт, трясущаяся на ухабах повозка… Впечатлений было слишком много, они отнимали последние силы, но узник кожей ощущал ласковый свет солнца, касавшийся его лица, и чувствовал счастье. Недолго… Когда он все же сумел справиться с эмоциями, немного привыкнув к перемене обстановки, то вновь начал задавать себе главный вопрос, волновавший все последние дни. Куда его везут? На казнь? Или для того, чтобы дать свободу?
Дракула не представлял, где он томился долгие годы своего заточения и мог только догадываться, куда доставили его теперь. Несмотря на то, что он едва держался на ногах, князь распрямился, расправил плечи, – скорее всего, впереди ждал суд, и ему не хотелось представать перед судьями жалким и сломленным.
Тайная лесенка, скрытая от взоров любопытных, вела во внутренние покои дворца. Стража осталась за дверью, втолкнув узника в небольшую, переливавшуюся всеми цветами радуги комнату, и Влад, оставшийся в сопровождении постаревшего Томаша Бакоца и еще одного неизвестного ему господина, не сразу заметил того, кто восседал в убранном шелковыми подушками кресле. Это был невысокий обрюзгший человек неопределенного возраста с болезненным лицом, обрамленным тщательно завитыми локонами. Он очень изменился, но Дракула мгновенно увидел в нем того самовлюбленного порочного мальчишку, что приходил наблюдать за пытками, того, кто обрек его на участь более страшную, чем смерть.
Первым желанием Дракулы было схватить за горло своего врага и задушить сковывавшей руки цепью, но порыв остался только порывом… Узник с трудом стоял на ногах, пошатываясь от слабости и щурясь от нестерпимо яркого света, резавшего глаза. Он не мог отомстить, но и головы так и не склонил, с вызовом посмотрев на короля. В этот момент ненависть и гнев были так сильны, что затмевали страх смерти, и князь всем своим видом демонстрировал, что от него не добиться покорности.