Исповедь о женской тюрьме

Конечно, не будь у меня передач со свободы, можно было бы и не мечтать о том, чтобы Женя «удочерила» меня. Вот так — хорошая школа жизни. Сразу понимаешь, что всегда и везде всё решают твои доходы. Но всё же бывали исключения из правил. Некоторые женщины бывали настолько забавными, что спустя пару дней они становились полноправными членами семьи, только потому, что были милы Жениному сердцу. Это случалось крайне редко, но все же иметь талант никогда не повредит, потому что никогда не знаешь, куда занесет тебя жизнь. Некоторые вообще по непонятным мне причинам нравились Жене, мои взгляды не всегда совпадали с ее симпатиями. Но она чувствовала потенциал в человеке, тогда как мне было далеко до этого.

В одну из передач мне принесли телевизор, и мой статус тут же взлетел до небес. Это был простой черно-белый «кубик», но его ценность это нисколько не умаляло. Женя меня расцеловала и готова была плясать вокруг него. Он стал самым важным и почетным членом камеры. Может, проведи я тут два года, как Женя, тоже готова была бы на него молиться, не знаю. Она не разрешала его включать по пустякам, только когда начинались новости. Тогда она шикала на всех и каждого и ловила крупицы информации, какие нам хотели дать. А давали крайне мало и понятно было только одно: ни правительству, ни журналистам нет никакого дела до зэков, поэтому никто о нас не говорил и никаких амнистий не готовил. А ведь этот вопрос был самым животрепещущим, как для Жени, так и для всех остальных. Я, конечно, как владелица этого бесценного изобретения человека, могла регулировать, какие передачи смотреть, но ссориться с Женей не хотелось, да и не любила я смотреть телевизор. Иногда вечерами мы смотрели какой-нибудь фильм, но бывало это редко. Ведь сигнал в нашей тюрьме был крайне плохой, с моей нары экрана вообще не было видно, а смотреть фильм под гул двадцати человек не доставляло никакого удовольствия.

Теперь, как только кто-то хотел приготовить поесть, Женя тут же кричала:

— Девки, а ну геть[3] отсюда. Хватит жрать.

— Ну, Женечка, мы только мивинку запарить.

— Запаривай подальше. Чтобы я у стола вас не видела. Не дай бог прикоснёшься к телевизору.

— Да что ему будет?

— Ах, что будет? Кто его чинить будет? Да он мне родней всех вас. Вы завтра уйдете, а я с кем останусь? А вдруг что-то про амнистию скажут?

Женя не позволяла никому прикасаться к своему «сыночку». Стоял он на столе и теперь, не дай бог, кто-то вздумал бы поесть вблизи телевизора. Она очень боялась, что его зальют чем-то, уронят или стукнут и этот источник вестей сломается.

Девчонки ворчали и уходили, но недовольство росло. Я замечала недобрые взгляды в сторону ни в чем не повинного устройства.

Жизнь теперь стала куда веселей. Незаметно пролетела неделя, а потом начались допросы.

Глава 7

Как-то утром кормушка распахнулась, и в нее назвали мою фамилию. Охранник сказал:

— Одевайся.

На миг я испугалась. Но девчонки загалдели и сказали, что, скорее всего, это пришел адвокат. Так как никаких ужасов у нас в тюрьме не происходило (никого не избивали и не насиловали), то ожидать другого было бы нелепо. Я постаралась принарядиться, насколько это было возможно в столь сжатые сроки. К тому же, несчастная тусклая лампочка под потолком не давала достаточного света, и накраситься при таком скудном освещении было проблематично. От недостатка воздуха и света, в прокуренном помещении кожа становилась серо-белой, и от этого было никуда не деться. Меня спасала только молодость.

Когда я перестала постоянно бояться, ко мне вернулась врожденная жизнерадостность. Я выскочила за дверь, улыбаясь лучезарно охраннику. Им оказался мужчина средних лет, ничем не примечательный, среднего телосложения. Оказалось, что он неравнодушен к женским улыбкам, как и любой другой мужчина. Теперь охранники перестали мне казаться какими-то страшными существами, от которых можно было ожидать только плохого. Они вовсе не были такими. С каждым можно было договориться, особенно молодой симпатичной девушке. Кто знает, что вынудило его пойти сюда работать? Возможно, это был не худший вариант, учитывая какой выбор, был у людей в то время: либо бандитом, либо зарплату не получать полгода. Не знаю, как часто они получали зарплату здесь, но хотя бы могли рассчитывать на пачку сигарет или кофе за небольшие услуги, оказываемые заключенным. По сравнению с теми юнцами на ИВС, что говорили мне непристойности, охранники в СИЗО были намного человечней. Наверное, опыт играл важную роль, а может, возраст или надежда получить вознаграждение.

С женщинами-надзирателями дело обстояло сложней — им до лампочки были мои улыбки, но тут уж Женя умела найти подход. К тому же, женщины побаивались нас, преступниц, поэтому грани никогда не переходили.