Об амнистии мечтали все. Это слово было у всех на устах. Вроде амнистии эти проводились каждый год, но такие, что попасть под них не представлялось никакой возможности. А так как мы были отрезаны от информации, то могли ее только рисовать в своем воображении. Ходили рассказы о какой-то грандиозной амнистии, когда двери тюрем и лагерей открыли и выпустили всех. Сейчас же амнистии распространялись на «беременных афганцев», так мы шутили. То есть на тех, кого и в помине не было. Не попадали под амнистию даже несовершеннолетние и те, кто совершил мелкие кражи.
Я не понимала, почему могла попасть под амнистию, ведь мое преступление было тяжелее, чем кражи. А многие девочки получали срок намного меньший, чем я. Мы как всегда оставались в неведении, не понимая сути вещей, непосредственно нас касающихся.
Оставалась надежда на апелляцию, но такая слабая, что я даже не хотела надеяться, чтобы потом не расстраиваться.
Как-то раз меня вызвали и отвели, минуя ненавистный боксик, на свидание. Я даже и не знала, что в тюрьме разрешены свидания. Но так как я была уже осужденной, то начальник тюрьмы дал разрешение. Комната была такой, как и показывают в кино: стул и телефонная трубка, а за стеклом такая же трубка и стул. Там уже ждала мама. Она хотела было расплакаться, но допустить этого я не могла. Слишком было тяжело на душе, чтобы еще и видеть чьи-то слезы. Поэтому, изобразив улыбку и радость, я воскликнула в трубку:
— Привет! Вот так сюрприз!
— Привет. Нам разрешили свидание. Ну как ты? Держишься?
— Да, мам, все нормально. Здесь все не так ужасно.
— Правда?
— Ну конечно. Я теперь в другой камере, там воздух и места много, девочки многие знакомые.
— Тебя не обижают? Ты такая худенькая стала.
— Нет, что ты! Я со всеми дружу. К тому же, сама знаешь, какая у меня статья, меня за нее уважают.
— Мы обязательно подадим апелляцию. Наймем другого адвоката. Не сдадимся.
— Хорошо.
— Твой парень не смог добиться свидания. Вы официально не расписаны, на свидания пускают только родственников.
— Вы общаетесь?
— Да, все время. Ты знаешь, когда вам огласили приговор и увезли, я догнала потерпевшего на улице и плюнула ему в рожу.
Я рассмеялась:
— Пусть подаст на тебя в суд.
— Да пусть только посмеет! Но он убежал, даже не сказал мне ничего. Чувствует гад, что виноват.
Я очень в этом сомневалась, но промолчала.
— Ну, расскажи еще как вы живете там? Что тебе передать?
Я битых полчаса рассказывала, как у нас тут весело живется, какие все дружные и какие шутники. Меня все обожают и уважают, что мне здесь хорошо и что я чуть ли не в санатории. Не знаю, насколько мама поверила во все это, но когда она уходила, то улыбалась и была успокоена. Свидание было окончено на оптимистичной ноте. Мы повесили трубки и расстались.
Жизнь в новой камере шла своим чередом, практически ничем не отличаясь от моей прошлой жизни. Правда, здесь намного быстрей сменялся коллектив. Многие, не успев попасть в осужденку, спустя два дня уже отправлялись в колонию. Иногда приезжали новички, которые до суда не находились под стражей и попадали сюда из зала суда. Вот это, наверное, было жутко. Пока у тебя изначально была надежда выйти из этих мрачных стен, смиряться постепенно было проще. А вот из зала суда попасть к страшным зэкам, а потом сразу отправиться в колонию, без предварительной подготовки… Хотя, может, они не успевали испугаться, и осознание их положения приходило постепенно?
Теперь, когда мне было нечего терять и бояться, я просто сорвалась. Целый день сидела на решке и перекрикивалась с подругами из соседних камер. За это с меня постоянно брали объяснительные, но мне было плевать. За две объяснительные могли лишить передачи, а за три — отправить в карцер. Но так как передачу я уже получила, и перед отъездом мне уже ничего не светило, то я и бояться перестала. Сдерживающих факторов не было никаких. Еще раньше нас запугивали переводом в другую камеру, здесь же на меня это уже не действовало. Каждый день я устраивалась на решке и орала:
— Один-девять-два!
— Говори! — кричали в ответ.
— Это я. Как дела?
— А, Детеныш. Скучно без тебя. Возвращайся.
— Ага, только вещи соберу. Как Натаха?
— А нет Натахи. Она на суд уехала. Она не у вас?
— Нет. А когда уехала?
— Вчера еще. Мы думали она с тобой уже.
— Нет.
И потом мы кричали в один голос:
— Ура! Она сделала это! Она ушла домой!
Мы прыгали до потолка от радости, не веря, что Наташе удалось вырваться. Не зря мы с ней мечтали, и она была так уверена в себе. Я ведь тоже когда-то… Ну хотя бы одной из нас это удалось. У Наташи был сын, она очень переживала разлуку, и ей свобода была нужнее, чем мне.